В более поздние времена Кубань и Приазовье стали торной дорогой для народов, устремлявшихся к причерноморским степям. Задолго до нашей эры стремительные гривастые конницы скифов рыскали по приазовско-прикубанским просторам.
Скифов сменили сарматы. Потом нашествие гуннов. Кровавый Адиля, как именовали адыги Атиллу, добрался и до них. Отхлынув, гунны оставили после себя пепел пожарищ и страшную память.
После гуннов — аланы, затем — половцы и печенеги. Византия и Хазарский Каганат, походы Батыя и погромы Тимура страшным ураганом обрушились и на адыгов. Пытались покорить адыгов генуэзцы, за ними последовали крымские ханы, ногайские каймаканы и турецкие сераскиры.
Жизнь, заполненная отчаянной и постоянной борьбой за существование, за землю родную не располагала к постройке больших и удобных жилищ, к украшению их. Привлекательным и достойным уважения считался у адыгов лишь суровый облик мужа-воина. Доспехи и экипировка адыга в совершенстве по тем временам соответствовали требованиям его жизни. Бурка и смушковая шапка — черные. Рукоять кинжала и верхние ободки газырей — из черной кости. Даже пряжки, бляшки и наконечники на поясе и сбруе коня — тоже из черной кости или железа, а если употребляли серебро. то блеск его притеняли чернью.
Знаменитая черкеска до пояса плотно охватывала тело, предоставляя свободу рукам, а широкий подол не мешал стремительно взлететь в седло и в стужу согревал колени. Когда появилось огнестрельное оружие, вместо нагрудных карманов на черкеску нашили газыри. Газырь по-адыгски означает «готовое», то есть готовый заряд, отлитый по мерке каждого ружья. Всадник на всем скаку, в считанные секунды мог перезарядить ружье.
На ременном поясе вместо фигурных блях, ныне служащих лишь украшением, на каждом боку висело по коробочке из железа или серебра. В одной хранилась мазь, исцеляющая раны, в другой — жир для смазки ружья.
И восточную саблю, изогнутую, как полумесяц, адыги переделали на свой лад: ее выпрямили, сохранив лишь небольшой изгиб, удлинили, и получилась знаменитая адыгская шашка, которая, если ударить с протяжкой, сечет лучше сабли и для прокола гораздо сподручнее. Большая часть жизни адыга проходила в седле, и потому широкие плоские седла, какие они видели повсюду, адыги перекроили — создали крутое седло с пухлой четырехлопастной кожаной подушкой, которая плотно охватывала бедра седока, — оно меньше утомляло при дальних переездах.
Так, по властному требованию самой жизни складывался характер адыга- воина, который с чуткостью подметил великий Пушкин:
Черкес оружием обвешан,
Он им гордится, им утешен...
Зато при малейшем ослаблении вражеской угрозы народ старался претворить мечту о мирной жизни в труде и искусстве. Мастера золотых и серебряных дел чеканили прекрасные ажурные изделия. А сколько любви и нежности вкладывалось в чудесные женские наряды. ювелирные изделия. золотые и серебряные орнаментальные вышивки! Все эти украшения и сейчас вызывают восхищение.
Создавались знаменитые черкесские сады, расчищались поляны под посевы хлебов, выращивались большие гурты овец, лошади особой адыгской породы, прекрасные. Невообразимо выносливые.
Разумеется, такая полная лишений жизнь не могла не отразиться на духовной культуре народа. Адыги создали прекрасные образцы устного народного творчества: черкесский нартский эпос, замечательные песни, сказки и сказания, проникнутые гуманистическим пафосом и оптимизмом. Песни, рассказы всех видов сопровождали адыга всю жизнь. Они звучали всюду — и в кунацкой, и в походе на привале.
Сила примера героев, фигурирующих в этом фольклоре, мораль и идеология эпохи, заключенные в нем. господствовали над адыгом. На песни и исторические предания смотрели как на хронику и летопись, где из поколения в поколение увековечивались события и имена героев, клеймились позором трусость и порок. А в пестрых, высокохудожественных отвлечениях сказочных небылиц адыги умели видеть образы своей социальной действительности. Сила общественного мнения, создаваемого фольклорным произведением, была настолько высока, что адыг скорее предпочел бы умереть, чем услышать свое имя, покрытое позором, в песне или рассказе. А хвалебный куплет с упоминанием его имени в устах джегуако (народного сказителя) по поводу какого-то важного события являлся для него высшей наградой.
Однако новое нашествие, новая война разрушали созданное веками трудом и умом народа. И все приходилось начинать заново.
Чтобы сполна познать и оценить сегодняшнюю жизнь, надо знать прошлое. Кавказская земля хранит па- ' мятники, рассказывающие о жизни моего народа. Корни его культуры так же глубоки, как и сама история.
Тембот Керашев,
адыгский писатель-лауреат Сталинской премии