БОРОВ А.Х.: "ЧЕРКЕССКИЙ ВОПРОС" КАК ИСТОРИКО-ПОЛИТИЧЕСКИЙ ФЕНОМЕН » Адыгея - Новости, события, комментарии, факты

» » » БОРОВ А.Х.: "ЧЕРКЕССКИЙ ВОПРОС" КАК ИСТОРИКО-ПОЛИТИЧЕСКИЙ ФЕНОМЕН
БОРОВ А.Х.: "ЧЕРКЕССКИЙ ВОПРОС" КАК ИСТОРИКО-ПОЛИТИЧЕСКИЙ ФЕНОМЕН 06:08 Понедельник 0 7 158
2-09-2013, 06:08

БОРОВ А.Х.: "ЧЕРКЕССКИЙ ВОПРОС" КАК ИСТОРИКО-ПОЛИТИЧЕСКИЙ ФЕНОМЕН


РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
КАБАРДИНО-БАЛКАРСКИЙ НАУЧНЫЙ ЦЕНТР
ЦЕНТР СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ
НАУЧНЫЕ ДОКЛАДЫ ЦЕНТРА СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ
КБНЦ РАН №1

А.Х. БОРОВ
«ЧЕРКЕССКИЙ ВОПРОС»
КАК ИСТОРИКО-ПОЛИТИЧЕСКИЙ ФЕНОМЕН

Нальчик
Издательство КБНЦ РАН
2012
__________________________________________________________
Ответственный редактор Председатель Кабардино-Балкарского научного центра РАН.
академик РАЕН П. М. Иванов
Рецензенты:
Центр проблем Кавказа и региональной безопасности МГИМО(У)МИД России
Отдел исторических наук Института гуманитарных исследований Правительства КБР и КБНЦ РАН
доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой истории Кабардино-Балкарского государственного университета им. Х.М. Бербекова К.Ф. Дзамихов
Б 82 Боров, А.Х. «Черкесский вопрос» как историко-политический феномен / отв. ред. П.М. Иванов / Научные доклады Центра социально-политических исследований КБНЦ РАН (№ 1). -Нальчик: Изд-во КБНЦ РАН, 2012. - 60 с. - 300 экз.
Одна из актуальных этнополитических проблем современной России рассматривается в работе как сложный историко-политический феномен. Осуществлен сравнительный анализ исторических ситуаций, в которых наличный политический статус Черкесии и/или черкесов оспаривался и становился предметом взаимодействия различных политических акторов. Охарактеризованы факторы актуализации, содержание, контекст и динамика современного «черкесского вопроса». Дальнейшие перспективы связываются в работе с поиском основы его решения в сфере современных процессов глобализации, определяющих общие и для России и для черкесского сообщества условия существования и возможности развития на путях модернизации и демократизации.
__________________________________________________________


ПРОБЛЕМА И ПОДХОД
В течение нескольких последних лет «черкесский вопрос» неизменно присутствует в региональном, российском и между­народном информационном пространстве. Он стал предметом активного обсуждения в историко - политической публицистике и аналитике. Старший научный сотрудник Центра цивилизаци­онных и региональных исследований РАН Н. Нефляшсва недав­но высказала мнение, что определение понятия «черкесский во­прос» стало актуальной проблемой современной политологии. Отметив, что на сегодняшний день ни в одной отечественной академической публикации не существует определения этого явления, она приводит как пример наибольшего приближения к пониманию «черкесского вопроса» определение «черкесского фактора» в экспертном докладе А. Скакова и Н. Силаева: - Под «черкесским фактором» обычно понимают влияние этнической солидарности черкесских (абхазо-адыгских) народов, имеющих свою государственность в составе Российской Федерации, а также крупных черкесских диаспор (Турция, Иордания, Изра­иль, Ливан, Египет) на политические, социальные и культурные процессы как в Кавказском регионе, так и в странах компактно­го проживания черкесов.[1]

Далее Н. Нефляшева указывает на три темы, неизменно присутствующие в текстах, формирующих смысл "черкесского вопроса".
Первая - необходимость осмысления характера и послед­ствий военных действий Российской империи в ходе Кавказской войны как геноцида по отношению к коренному населению -адыгам (черкесам).
Вторая - юридическое обеспечение возможности репат­риации адыгов диаспоры на историческую родину.
Третья - в долгосрочной перспективе возможность объе­динения части территорий трех субъектов РФ - Адыгеи, Кабар­дино-Балкарии и Карачаево-Черкесии, а также территории, на­селенной шапсугами Причерноморья, в единый субъект в рам­ках Российской Федерации - Черкесию .[2]
Старший научный сотрудник ЮНЦ РАН О.М. Цветков по­лагает, что термином «адыгский (черкесский) вопрос» можно ус­ловно объединить наиболее актуальные для адыгских (т.е. ады­гейских, кабардинских и черкесских) этнических активистов про­блемы, которые в форме политически окрашенных требований активно транслируются ими в публичное социально-полити­ческое пространство и находят сочувствие и отклик в адыгской этнической среде. В содержание «адыгского вопроса», помимо указанных выше трех тем, он включает и более локальные про­блемы, актуальные для части адыгов КЧР и КБР.[3, с. 97-98]
Ведущий научный сотрудник ЮНЦ РАН С.Я. Сущий пред­лагает различать в составе проблемного комплекса, обозначаемо­го как "черкесский вопрос" "общечеркесские" проблемы и про­блемы отдельных республик. К числу общечеркесских он относит проблему признания Россией геноцида адыгов во время Кавказ­ской войны; вопросы, связанные с переселением и натурализаци­ей в РФ зарубежных черкесов (потомков мухаджиров XIX в.); а также проблему создания общей -адыгской» республики в соста­ве РФ, которая объединяла бы Адыгею, Кабардино-Балкарию, часть территории Карачаево-Черкесии. Краснодарского и Став­ропольского краев. По его оценке, из двух выделенных проблем­ных блоков именно общеадыгский в настоящее время имеет оче­видный международный резонанс, концентрирует основной конфликтогенный потенциал, опасный дня РФ.[4]
Ведущий научный сотрудник Центра социально-полити­ческих исследований КБНЦ РАН А.В. Кушхабиев дает опреде­ление «черкесского вопроса» с учетом его исторического изме­рения: «В разные периоды в разных странах под дефинициями «черкесская проблема» и «черкесский вопрос» понимались про­блемы, связанные с государственным правовым статусом Черкессии, а позднее с правовым статусом черкесских диаспор в Ос­манской империи и в странах, образовавшихся после её распа­да». Современное состояние «черкесского вопроса» он также характеризует через его тематическое содержание: «В начале XXI в. эти дефиниции стали использоваться для обозначения проблемы признания руководством РФ и международными организациями (OHH, ООН и др.) факта геноцида черкесского (адыгского) народа, совершенного царской Россией в конце XVIII-XIX в., и предоставления зарубежным черкесам права на беспрепятственную репатриацию» .[5, с. 247]
Но важно заметить, что неизменно воспроизводящиеся тематические аспекты «черкесского вопроса» включаются в су­щественно различный дискурсивный контекст.
С одной стороны, в публицистике современный «черкес­ский вопрос» прямо отождествляется с «трагическими пробле­мами черкесского народа», которые носят исторически задан­ный объективный характер. «Они возникли еще в результате Кавказской войны 1763-1764 г.г. и с тех пор так и остались не­разрешенными». Их суть в том, что черкесы находятся в поло­жении рассеянного но всему миру этноса, демографических его «огрызков» как в мире, так и в России, где они оторваны друг от друга лоскутными автономиями на Северном Кавказе.[6]
О том же говорил руководитель организации «Черкесский конгресс» в Кабардино-Балкарии Р. Кеш: «История современно­го «черкесского вопроса» восходит к Русско-Черкесской войне 1763-1864 гг., в результате которой Страна адыгов - Черкесия - исчезла с карты мира; черкесский (адыгский) народ подвергся геноциду со стороны Российского государства и был изгнан с исторической Родины, потеряв население и большую часть тер­ритории... Под справедливым решением -черкесского вопроса» понимается реализация гарантированного международным пра­вом естественного права черкесского (адыгского) народа жить на своей земле единой нацией».[7]
С другой стороны, отдельные аспекты «черкесского во­проса», особенно тема геноцида, в связи с сочинской Олимпиа­дой рассматриваются как антироссийский политический проект радикального крыла черкесских национальных организаций и внешних сил, враждебных России, проект, не имеющий под со­бой объективных исторических оснований.[8]
Профессор ИППК Южного федерального университета И.П. Добаев рассматривает «черкесский вопрос» как элемент американского геополитического мегапроекта на Кавказе (Се­верном и Южном), который реализуется, в том числе, с использо­ванием сетецентричных операций (сетевых войн), частным видом которых выступают «цветные революции». Органичная часть Кав­каза - Северо-Западный Кавказ является одной из площадок веду­щейся против России сетевой войны. Для осуществления инфор­мационных войн и сетецентричных операций нужны информаци­онные поводы - реальные или сконструированные. Одним из таких поводов для Северо-Западного Кавказа является Олимпиада, кото­рая должна пройти в 2014 г. на территории Сочи и Красной Поля­ны. Речь идет о событиях почти 150-летней давности, о ходе и ито­гах Кавказской войны (ISIB-1864 гг.). Раздувая события давно ми­нувших лет. геополитические недруги России стремятся вбить клин между различными народами, населяющими нашу страну, углубить кризис идентичностей, затормозить процесс становле­ния и развития единого российского гражданского общества, единой российской гражданской нации.[9, с. 39-41]
Указывается также, что хотя термин «черкесский вопрос» стал получать большое распространение и обрел, таким образом, некую «легитимность», на самом деле подавляющая часть адыгей­цев, кабардинцев и черкесов не рассматривают в качестве «самых актуальных для их жизни требования признания геноцида адыгов, переселения на российский Кавказ иностранцев кавказского происхождения». «Актуальным содержание -черкесского вопроса» является преимущественно для этнических антрепренеров, активи­стов и эт но идеологов, концентрирующихся в основном в этниче­ских организациях или вокруг них».[10]
В экспертной среде высказываются и суждения промежу­точного толка о том, что. скажем, «черкесский вопрос» в боль­шей степени - вопрос нравственный или о том, что обсуждение темы геноцида допустимо в научной среде, но не должно выно­ситься на политический уровень.[11]
Доцент ЮФУ В.Ф. Патракова и директор Центра системных региональных исследований и прогнозирования ИППК ЮФУ и ИСГШ РАН В.В. Черноус дали аналитически дифференцированное представление «черкесского вопроса». Они определяют его как проблему «на стыке исторического и политического», которая воз­никла в начале 90-х гг. XX в. и стала одним из факторов этниче­ской мобилизации и консолидации адыгейцев, кабардинцев и чер­кесов в одну адыгскую этнонацию. а вместе с черкесской диаспо­рой - во всемирную черкесскую нацию.
В научном дискурсе, отмечают они, «черкесский вопрос» охватывает ключевые проблемы истории адыгов, причем системообразующим фактором в «новом» прочтении истории адыгов становятся Кавказская война и мухаджирство. Это масса сугубо академических вопросов, нуждающихся в широком, неполитизированном обсуждении кавказоведами, которые не должны за­мыкаться в своих группах по «интересам».
Политическое измерение «черкесского вопроса» назван­ные авторы видят в конструировании с опорой на гуманитарные науки (особенно историю) единого адыгского народа и на этой основе в изменении административно-территориального уст­ройства Северного Кавказа, создании единого адыгского субъ­екта Российской Федерации и государственной поддержке ре­патриации потомков адыгских мухаджиров.
И, наконец, «черкесский вопрос» получил новый импульс, но уже исключительно как форма информационной атаки на имидж Российской Федерации и попытка создания угрозы срыва Зимних Олимпийских игр в 2014 г. в Сочи. Новая ипостась «чер­кесского вопроса» связана с деятельностью режима М. Саакашвили в Грузии после фиаско его военной авантюры в Южной Осетии, подчеркивают В.Ф. Патракова и В.В. Черноус.[12, с. 8-16]
Таким образом, большинство экспертов определяют природу «черкесского вопроса» через его историческое и политическое со­держание. Разумеется, аналитическое значение их работ не исчерпывается приведенными выше общими определениями и оценками. Но представляется, что непосредственное отождествление политического содержания «черкесского вопроса» с историей, равно как и полное подчинение исторических интерпретации политическим соображениям, ограничивают возможности системного анализа.
В настоящей работе делается попытка различить истори­ческий, политический и системно-аналитический подходы к «черкесскому вопросу». Они, конечно же, тесно взаимосвязаны, но это не значит, что можно подчинять один из них другому.
Интерпретация «черкесского вопроса», базирующаяся на определенной оценке истории и актуального положения черкесов в России и за рубежом, целиком относится к сфере практической политики. Она выливается в признание или отрицание объективно­го существования «черкесского вопроса», в утверждение опреде­ленной трактовки его содержания, в отстаивание определенной политической позиции, в обоснование определенного его решения или отсутствия необходимости что-либо решать. В этом случае исторический или политологический анализ носят сугубо при­кладной характер, подчиняются тем или иным политическим инте­ресам, придавая этим интересам «объективный» характер.
Аналитически продуктивным представляется более широ­кое понимание объективности «черкесского вопроса». С исто­рической точки зрения, дело не сводится к тому, насколько «объективно» он интерпретируется той или другой стороной, важно, что имеется круг реальных явлений и фактов прошлого и настоящего, на основе которого строятся их «субъективные» опенки. Исторический подход к проблеме в этом случае имеет целью получение достоверных данных о конкретных обстоятельствах тех исторических явлений, которые ассоциируются с современным «черкесским вопросом», независимо от того, какие выводы для него следуют из этих данных. С политической точки зрения важно, что «субъективная» или даже «неправильная» по­зиция других является для каждого участника объективной ре­альностью, которая ограничивает его возможности, которую он должен учитывать при построении собственной политики. Таким образом, аналитический подход нацелен не на выявление «сущ­ности» и «правильного» понимания «черкесского вопроса», а на фиксацию характеристик его наблюдаемого состояния, факторов и тенденций его динамики. Результаты такого изучения не могут целиком уместиться в рамки ни одной из существующих поли­тических стратегий, но могут учитываться всеми заинтересо­ванными сторонами и способствовать сближению их позиций.
Системно-аналитический подход может быть последова­тельно реализован, если исходить из максимально обобщенного понимания «черкесского вопроса». О «вопросе» в общественно-политической жизни обычно говорят в тех случаях, когда статус (положение, ситуация) некоего объекта или субъекта отношений является в данной их системе формально неопределенным, не­устойчивым либо спорным. Помимо объекта или субъекта, со­ставляющего собственно предмет вопроса, в эту систему отно­шений вовлечено, как правило, еще несколько участников. Не­определенность или неустойчивость ситуации составляют необ­ходимое, но недостаточное условие возникновения того или иного «вопроса». Если статус-кво никем не оспаривается, во­проса нет. Он превращается в реальность, когда его кто-нибудь «ставит», «поднимает» и остается он на повестке дня до тех пор, пока для каждого из участников одностороннее его решение в своих интересах невозможно или сопряжено со значительными издержками и риском, либо пока не будет найдено согласован­ное решение, удовлетворяющее основных участников процесса.
С использованием предложенных критериев понятие «чер­кесский вопрос» в самой общей форме может применяться для обозначения исторических ситуаций, в которых наличный полити­ческий статус Черкесии и/или черкесов оспаривается и становится предметом взаимодействия (дискуссии, конфликта, сотрудничест­ва) но меньшей мере двух политических акторов, независимо от того, используется ли при этом соответствующий термин.
При таком подходе «черкесский вопрос» получает представле­ние не как обсуждаемый предмет, а как «ситуация обсуждения» этого предмета. И в этом качестве он возникает в истории не впервые.

"ЧЕРКЕССКИЙ ВОПРОС" В ИСТОРИИ: ИСХОДНАЯ ФОРМА
Если говорить не в терминологическом, а в содержательно-политическом плане, «черкесский вопрос» возникает в середине XVI в, как вопрос о международно-политическом статусе тех или иных адыгских территориально-политических образований в сис­теме отношений России, Османской Турции и ее вассала Крымско­го ханства. С одной стороны, адыгские феодальные владения поль­зуются в таких условиях определенной свободой маневра и выбора привилегированного партнера, с другой - названные выше держа­вы предъявляют претензии на покровительство, преимуществен­ное влияние либо прямое господство над ними. Конфликты основ­ных субъектов данной системы отношений и ее эволюция в конеч­ном счете и привели к результатам, которые лежат в основе дис­куссий по современному «черкесскому вопросу».
С 1560-х гг. в фокусе дипломатического противоборства и военно-политической активности держав оказывается Кабарда. «Кабардинский вопрос» вычленяется из общеадыгского контекста, приобретает самостоятельное значение, но одновременно остается частью более широкого Кавказского вопроса. Международно-правовая фиксация, а затем и решение «кабардинского вопроса» приходятся на XVIII в. По Белградскому договору 1739 г. Россия и Турция признают Большую и Малую Кабарду «вольными», ней­тральной буферной зоной - «барьерою» между владениями двух империй. По договору 1772 г. Крымское ханство признает Боль­шую и Малую Кабарду состоящими «в подданстве Российской империи». Наконец, Кючук-Кайнарджийский мирный договор 1774 г. фиксирует отказ Турции от вмешательства в определение статуса Большой и Малой Кабарды, т.е. фактическое признание их принадлежности России.[13,14,15,16,17]
Международно-правовое решение «кабардинского вопроса» не снимало для России проблему установления надежного контро­ля и имперского судебно-административного порядка на террито­рии Кабарды. Потребовалось еще полвека, чтобы с использовани­ем методов военно-политического давления, карательных экспеди­ций, экономической блокады решить эту проблему. Характерно, что завершающий этап этого процесса в первой четверти XIX в. сопровождался подлинной демографической катастрофой. Вслед­ствие происходившего с начала XIX в. переселения кабардинцев за Кубань, многочисленных карательных экспедиций и опустоши­тельной эпидемии чумы население Кабарды сократилось в разы.
С начала XIX в. Российская империя приступает к присоедине­нию Закавказья, что обостряет противоречия с Турцией, в том числе и на Северо-Западном Кавказе. По Адрианопольскому договору 1829 г. Турция признала, что «весь берег Черного моря от устья Кубани до пристани Св. Николая включительно пребудут в вечном владении Российской империи». С точки зрения российских правящих кругов они обрели международно-правовое основание для установления сво­его суверенитета над «закубанскими» черкесами. Но в действитель­ности это привело только к смешению фокуса «черкесского вопроса» с Кабарды на Западную Черкесию. Черкесы не желали признавать над собой власти Российского императора и вступили на путь вооружен­ного сопротивления. Англия не признавала правомерности условий Адрианопольского договора и открыто настаивала на независимости Черкесии. Турция негласно поощряла черкесское сопротивление. «Черкесский вопрос» стал одним из элементов восточного вопроса в международной политике второй трети XIX в. При этом он, как ранее «кабардинский вопрос», не имел общеадыгского масштаба. Его объем определялся не этническими, а геополитическими факторами, а дина­мика зависела от соотношения сил держав и эффективности черкес­ского сопротивления. Несмотря на поражение России в Крымской войне, попытки Англии на Парижском конгрессе 1856 г. включить в общее урегулирование решение «черкесского вопроса» оказались безуспешными. Тем самым в международно-политическом плане «черкесский вопрос» был снят с повестки дня, поскольку никто, кро­ме самих черкесов, не оспаривал теперь условия Адрианопольского мира. Но вновь, как и в случае с Кабардой после 1774 г., России еще предстояло военной силой утвердить свое господство в Черкесии. Завершение Кавказской войны, сопровождаемое масштабной этниче­ской чисткой и массовым изгнанием черкесского населения Северо-Западного Кавказа, подвело черту под «черкесским вопросом» в его первоначальной форме.[18,19,20,21,22,23]
Таким образом, для бытования ранней формы «черкесского вопроса- характерно было то, что адыгский мир обладал фактиче­ской самостоятельностью, его внутренняя жизнь регулировалась собственной этносоциальной и этнокультурной традицией, и в этом смысле для черкесов не существовало «черкесского вопроса». Скорее, для них возникали «крымский», «османский», «русский» вопросы, суть которых сводилась к тому, как сохранить социально-политический статус-кво и свою независимость. Черкесский же вопрос как оспариваемый статус черкесов инициировался внеш­ними силами. Поскольку они преследовали геополитические цели, то «черкесский вопрос» практически никогда не определялся в эт­нических терминах и не привязывался ко всей исторической об­ласти Кавказа, населенной черкесами, - Черкесии - как к целост­ной территориально-политической единице. Предметом противо­борства держав оказывались либо более широкие (Кавказ, Север­ный Кавказ), либо более узкие (Кабарда, Западная Черкесия) поли­тико-географические и этнополитические единицы.

"ЧЕРКЕССКИЙ ВОПРОС" В ИСТОРИИ: ОФОРМЛЕНИЕ СТРУКТУРЫ
Историческая ситуация, в которой оказались адыги после завершения Кавказской войны, демонстрирует, что актуализа­ция того или иного «вопроса» определяется не тяжестью поло­жения соответствующего субъекта, а его способностью активно добиваться изменения своей судьбы или наличием иных сил, заинтересованных в открытой -постановке» данного вопроса и располагающих необходимыми для этого средствами влияния.
Черкесы в Российской и Османской империи не имели ре­альных сил и возможностей для активной и массовой борьбы за свои интересы, и политическое «национальное движение» чер­кесов не развернулось ни в той, ни в другой империи. При этом надо учитывать, что термин «черкесы» в Османской империи применялся для обозначения представителей всех северокавказ­ских диаспорных групп, хотя количественно среди них преобла­дали выходцы с Северо-Западного Кавказа.[24,25]
Применительно к России можно говорить о пассивном сопротивлении, об «уходе» малых групп черкесов в Осман­скую империю в надежде на лучшую долю и сохранение своей культурной и религиозной идентичности (позднее мухаджирство), о постановке адыгскими либерально-просветительскими кругами проблем социального и культурного развития и более эффективной интеграции черкесов в социально-политическую систему Российской империи.
В Османской империи аналогичные цели просвещения и социально-культурного развития преследовал ряд черкесских ор­ганизаций, возникших после младотурецкой революции 1908 г. В частности, цели «утверждения и укрепления торговых, про­мышленных и аграрных отношений и обеспечения нашего мак­симального продвижения вместе с другими османскими наро­дами по пути прогресса» провозглашало Черкесское общество единения и взаимопомощи (ЧОЕВ)[26, с. 146]
Вместе с тем, отмечает А.В. Кушхабиев, лидеры ЧОЕВ осознавали невозможность полноценного развития этноса в ус­ловиях диаспоры и ставили в качестве главной цели реэмигра­цию черкесов на Северный Кавказ. Эта цель подразумевала от­торжение Северного Кавказа от Российской империи и согласо­вывалась с внешнеполитическим курсом младотурков, постро­енном на доктрине пантюркизма.[27, с. 107-108]
Со своей стороны, Г.В. Чочиев фиксирует «достаточно выраженные этнореваншистские устремления» немалой части лидеров и рядовых членов северокавказской диаспоры. Их суть он видит в ожидании возможностей для реинтеграции диаспоры с освобожденной от российского господства родиной на основе какой-либо формы ее политического альянса с Портой, а при наиболее благоприятных условиях - репатриации на Кавказ за­рубежных черкесов.[26, с. 59]
Ученый-историк и президент Международной черкесской ассоциации в 2006-2009 гг. К.Ф. Дзамихов обобщает: «Пред­ставления об исторической родине на Кавказе, передаваемые в диаспоре от одного поколения другому, любовь к родному оте­честву и при малейшей возможности стремление вернуться на родину - все это постепенно сложилось как национальная чер­кесская идея, объединявшая адыгские этнические группы в еди­ное целое в странах проживания. [37, с. 5-6 ]
Теоретически эти устремления и «черкесский вопрос» в це­лом могли перейти в практическую политическую плоскость в си­туации острого международного кризиса, конфликта, войны, в ко­торую оказались бы вовлечены эти страны, либо в ситуации глубо­кого внутреннего кризиса, революции, государственного распада. Совпадение такого рода внешних и внутренних факторов имело место в период первой мировой войны и в России, и в Турции.
Военные и политические круги Османской империи в хо­де войны предпринимали попытки не только военного, но и по­литического использования кавказских диаспор с перспективой возбуждения антироссийского движения на Кавказе и создания здесь конфедеративного государства - сателлита Турции и Австро-Германского блока. Для этого на протяжении войны был создан ряд организаций, деятельность которых имела опреде­ленный международный резонанс. В условиях войны они могли действовать на международной арене только под эгидой и кон­тролем османских властей. Но «черкесская тема» формулирова­лась представителями интеллектуальных элитных слоев диаспо­ры и не сводилась к подкреплению военно-политических целей Турции. Она отражала реальный исторический опыт и их собст­венные представления и стремления.
Инициировал и курировал эту деятельность черкес по происхождению маршал и сенатор Фуад-паша. А выступление представителя черкесов Исмаила Беданока на третьей конфе­ренции «Союза национальностей», состоявшейся в Лозанне 27-29 июня 1916 г., воплотило в себе то, что можно было бы назвать «феноменологией черкесского вопроса». Им были за­тронуты темы, которые формируют неустранимую внутреннюю структуру, концептуальное пространство, в котором движется вся­кий дискурс о «черкесском вопросе». Эти темы и сегодня оказы­ваются на слуху, когда обсуждается история российско-кавказских отношений. И. Беданок подчеркивал, что присоединение Кавказа к России есть результат завоевания, не имеющего «ни одного ле­гального и логического довода», способного его оправдать; что Черкесия до завоевания представляла собой одну страну, кото­рую Россия первым же ударом разделила на две части - Запад­ную и Восточную Черкесию; что методы ведения войны были чрезвычайно жестокими и сопровождались уничтожением сел, разграблением имущества, убийством женщин и детей, истреб­лением и массовой гибелью населения от голода и холода; что период между 1858 и 1864 гг.. был временем наибольших жестокостей русских, когда Россия вышвырнула за пределы их соб­ственной родины 750 тысяч жителей Западной Черкесин. И. Беланок, понятным образом, не употребляет термин «геноцид». Но он вводит проблему в масштабный исторический контекст: «Со­временный цивилизованный мир всегда проклинает римских императоров Тита и Веспасиана, изгнавших народ Израиля с родины их предков и рассеявших его по четырем краям Римской империи. В XIX веке московиты совершили еще более отврати­тельное деяние, рассеяв народ, единственная вина которого за­ключалась в том, что он хотел сохранить свою политическую и национальную свободу-. Характеризуя современную (на начало XX в.) ситуацию, он утверждал, что господство России в стране направлено на то, чтобы ассимилировать население - «уничто­жить национальный характер ее обитателей».
В заключение Исмаил Беданок заявил, что «черкесский на­род требует справедливой оценки мучений, которым он подверга­ется в течение века, а также того, чтобы он был освобожден от мо­сковского ига, стремящегося к его полному уничтожению».
Важно отметить, что все указанные темы и требования не обозначались терминологически как «черкесский вопрос». И. Беданок подчеркивал этнографическое и религиозное един­ство большинства народов Кавказа. Резолюция Кавказского ко­митета в Оттоманской империи от 15 октября 1915 г. просила «у имперского правительства Германии его мощную поддержку для осуществления национального идеала кавказцев, заключаю­щегося в создании нового государства».[28]
Но из феноменологии «черкесского вопроса» нельзя уст­ранить и тот контекст, в котором он актуализируется. Ведь до­минирующим фактором его восприятия российским государст­венным сознанием является именно контекст. И здесь нельзя отвлечься от того факта, что инспирировался и использовался он откровенно враждебными державами, находящимися на тот момент в состоянии войны с Россией.
В дальнейших событиях обсуждаемого в этом разделе пе­риода, связанных с поражением в войне, революциями и распа­дом Российской и Османской империй, «черкесский вопрос» не приобрел четко выраженного этно-национального определения именно как «адыгский» и в таком виде не возникал как само­стоятельная и сколь-нибудь значимая политическая проблема.
Национально-демократическое движение, оформившееся на Северном Кавказе после Февральской революции и вопло­тившееся в Союзе объединенных горцев Северного Кавказа и Дагестана, строило свою политическую программу на идее де­мократического федерализма для России и для Северного Кав­каза. Артикуляция в ее рамках отдельных «этнонациональных» политических программ была бы разрушительна для основопо­лагающих принципов движения. Черкесские деятели - участни­ки движения - ни в период деятельности Союза (1917), а затем Республики Союза горцев Северного Кавказа и Дагестана (1918-1920), ни впоследствии не привносили в его повестку дня «черкесский вопрос» в какой-либо форме.[30, р. 45-43]
В этнополитических процессах, развивавшихся в Кубанской и Терской областях вполне автономно на протяжении примерно года (март 1917 - март 1918). не прослеживаются мотивы черкес­ского ирредентизма или независимости. Для групп черкесского населения Майкопского и Екатеринодарского (условно - будущая Адыгея), Баталпашинского (условно - будущая Черкесия) отделов и Кабарды более насущными были вопросы регулирования их от­ношений с ближайшими соседями - казаками, ногайцами, абази­нами, карачаевцами, балкарцами, осетинами, ингушами.
В 1921-1922 и 1926-1928 гг. местная советская элита сыг­рала довольно активную роль в создании Кабардинской (затем Кабардино-Балкарской), Адыгейской и Черкесской автономных областей, но нет свидетельств постановки ими вопроса об объе­динении черкесов в рамках единого политико-административ­ного образования. Отсутствовало также какое-либо «несистем­ное» национальное движение в черкесской среде. Суждения о том, что советская власть целенаправленно и «искусственно» разделила «единый этнос» между тремя национально-государственными образованиями не имеют убедительных под­тверждений и основаны на экстраполяции в прошлое современ­ных этноидеологических представлений. Территориально и ад­министративно черкесы были разделены еще в ходе Кавказской войны, и такая проблема (т.е. «черкесский вопрос») перед советской властью просто не возникала. Что же касается национальной политики большевиков в 1918-1922 гг., то речь тогда шла не о том, что каждый «этнос» может иметь свою «государственность», а о том, что каждый народ должен принять советскую систему. То, что в последующей советской политико-правовой и историо­графической традиции закрепилось как «национально-государ­ственное строительство на Северном Кавказе», в реалиях начала 1920-х гг. представляло собой «советское строительство» в на­циональных областях региона. Советскую национальную авто­номию специалисты того времени определяли как «местную советскую власть в руках национальных низов», а понятие «национальная государственность» вошло в советскую госу­дарственно-правовую теорию только в середине 1960-х гг..[31, с. 32,37]
Автономные национальные области создавались не в це­лях формирования «национальной государственности», их тер­риториальные пределы определялись не на основании «истори­ческих территорий» того или иного народа, а по фактическому расселению национальных групп, по актуальным этнографиче­ским границам. Для черкесов они сложились как результат де­мографической катастрофы в ходе Кавказской войны, после­дующих перемещений населения и военно-административного «форматирования» территории Северного Кавказа, осуществ­лявшегося Российской империей. Поэтому, например, в Поста­новлении Президиума ВЦИК от 27 июля 1922 г. говорилось: «Выделить из Краснодарского и Майкопского отделов Кубано-Черноморской области территорию, ныне населенную черкеса­ми (адыгейцами), со включением в нее чресполосных селений и хуторов, с юртовыми землями и лесами, входящими в эту тер­риторию, и образовать из таковой Черкесскую (Адыгейскую) автономную область...».[32, с. 188]
Активное участие представителей черкесской диаспоры Османской империи в военно-политических событиях, связан­ных с возникновением Турецкой республики, в определённой степени можно увязывать с актуальностью «черкесского вопро­са». Хотя после паления режима младотурок некоторые члены черкесских организаций отдавали приоритет действиям по обеспечению независимости исторической родины, в целом чер­кесы оказались расколоты между кемалистским и антикемалистским лагерями. Вместе с усилением националистических туркистских тенденций в кемалистском движении положение и перспективы черкесской общины становились шаткими. В оп­ределенные моменты кемалистская пропаганда использовала этнический фактор для дискредитации своих политических про­тивников из числа черкесов. С другой стороны, деятельность оппозиционных кемалистам региональных черкесских лидеров в 1921 г. все больше смешалась в национально-политическую плоскость и вылилась в разработку планов создания на северо-западе Анатолии черкесского автономного образования под по­кровительством Греции и держав Антанты. Но утверждение на­ционалистического режима Кемаля Ататюрка положило коней этноориентированной активности представителей всех нацио­нальных меньшинств в Турции.[26, с. 119-124, 140]
* * *
Таким образом, условия войн, революций и распада Рос­сийской и Османской империй в 1914-1923 гг. создали для чер­кесского мира ситуацию неустойчивости и неопределенности. В этом смысле возникла объективная политическая почва для новой постановки «черкесского вопроса». Содержание, форма и результаты его актуализации отражали как наследие истории, так и реалии первой четверти XX в.
Перед необходимостью этнополитического самоопределения в той или иной мере и форме оказались все группы черкесского на­селения на территориях бывшей Российской и бывшей Османской империй. Но возможности выработки единой общечеркесской про­граммы решения «черкесского вопроса» были весьма ограничены. Этому препятствовали различия в положении отдельных ареалов черкесского мира и недостаточная интенсивность информационного обмена, социальных связей и личных контактов.
Черкесский фактор в этнополитических процессах на Се­верном Кавказе не получил четкого целостного выражения. Он либо растворялся в «горском» интегризме, либо фрагментарно реализовался в локальных комплексах межэтнических отноше­ний в процессе становления советских автономий.
Черкесский фактор в Османской империи интегрировался в (гео)политические проекты правящих кругов империи относитель­но всего Кавказа или. по крайней мере, Северного Кавказа. Он ас­социировался с северокавказскими диаспорами в целом, но преоб­ладание среди них групп западнокавказского абхазо-адыгского круга не подвергается сомнению. Именно отсюда исходили идеи общего решения «черкесского вопроса» и именно поэтому в соот­ношении его элементов произошли кардинальные изменения.
Речь идет о том, что на исходе Кавказской войны ядро «чер­кесского вопроса» сводилось к фиксации территориально-полити­ческого статуса Западной Черкесии. Этносоциальные и этнодемо-графические последствия, а именно - очищение Северо-Западного Кавказа от черкесского населения вытекали из геополитических целей и военных соображений. Ситуация начала XX века демонст­рирует обратное соотношение территориально-политических и гуманитарных (социально-демографических) аспектов «черкесско­го вопроса». Теперь он подразумевает определение статуса групп ссКерокавказского («черкесского») населения, не укоренившегося окончательно в Османской империи. Но само стремление хотя бы части «черкесской» диаспоры к возвращению на родину ставило под вопрос территориально-политический статус Северного Кав­каза как интегральной части Российской империи. Достижение этой цели в тех условиях было бы невозможно без активного уча­стия внешних сил - Турции и других держав, к которым апеллиро­вали представители диаспоры.
Новые мотивы в звучании «черкесского вопроса» рас­сматриваемого периода связаны с социальными и культурными характеристиками новых черкесских элит. Теперь от имени чер­кесов выступают не черкесские князья, «старшины» и священ­нослужители, а люди, вошедшие в состав военной и граждан­ской бюрократии, интеллигенции в широком смысле слова Российской и Османской империй начала XX века. Три момента представляются здесь наиболее существенными.
Во-первых, в отличие от предшествующей исторической эпохи, когда статус Черкесии и черкесов оспаривался прежде все­го внешними силами, противоборствующими державами, теперь содержание «черкесского вопроса», его «феноменология» форму­лируются представителями международной черкесской общины, черкесской интеллигенцией прежде всего. В реальной политиче­ской практике того времени изменение положения дел в черкес­ском мире зависело в решающей степени не от самих черкесов, а от меры соответствия их интересов, запросов и стремлений (гео)политическим интересам держав. Но в социальном и поли­тическом дискурсе, в публичном «проговаривании» черкесских проблем этноисторический контекст постановки -черкесского вопроса» уже не растворяется в геополитическом контексте про­тивоборства империй, а приобретает самостоятельное звучание.
Во-вторых, отправным пунктом в постановке «черкесско­го вопроса» в первой четверти XX века неизбежно оказывалась оценка ключевого исторического события - завоевания Кавказа Россией и утраты большей частью черкесов своей родины. Но здесь обнаруживаются расхождения в историческом опыте раз­личных их групп. Поскольку для черкесов диаспоры реальные отношения и взаимодействие с российским обществом и госу­дарством прекратились с момента изгнания, то их отношение к России главным образом формировалось собственно этим собы­тием. Для черкесов, оставшихся на Северном Кавказе, социаль­но-правовое, экономическое, культурное взаимодействие с рос­сийским обществом и государством продолжалось и после за­воевания. И их отношение к России формировалось не только исторической памятью, но и ближайшим этносоциальным опы­том и поиском будущего. Выбор общего с Россией политиче­ского будущего мог основываться на социальных интересах и идеологических предпочтениях, но обоснование разрыва с Рос­сией и независимости Северного Кавказа с необходимостью об­ращалось к историческим аргументам.
Так, Союз объединенных горцев Северного Кавказа и Да­гестана в мае 1917 г. заявлял: «Свободные сыны гор, так дорого продавшие когда-то свою независимость самодержавной и чуж­дой для них в то время России, сумеют с еще большей энергией и мужеством отстоять свободу и счастье новой демократической теперь родной для них России...». [33, с. 91]
Но последующее политическое развитие внутри и вокруг России, неприятие большевизма привели лидеров Союза в мае 1918 г. к провозглашению отделения от России и создания незави­симой республики. Тем самым произошло их политическое смы­кание с деятелями из черкесской (северокавказской) диаспоры в Турции. Видимо, не случайно материалы съездов Союза были из­даны в 1918 г. в Константинополе Комитетом северокавказских политических эмигрантов в Турции - преемником созданного в 1915 г. с санкции Порты Комитета независимости Кавказа. И не случайно автор введения к этому изданию характеризовал про­возглашение независимости как логическое завершение истори­ческого процесса: «Кавказская война под предводительством Шамиля и черкесское освободительное движение; дороги вой­ны, невероятные по протяженности; политэмиграция горцев в Турцию; жестокая эпоха восстаний, мятежей, ссылка в Сибирь целыми деревнями; невыносимый труд; смертные казни; казни кавказцев приспешниками царей, и наконец все это увенчалось провозглашением независимого государства».[33, с. 36-37]
В-третьих, для групп черкесской интеллигенции в России и Османской империи наряду с последствиями Кавказской вой­ны еше одним источником неудовлетворенности положением своего народа являлось осознание его относительной социаль­ной и культурной отсталости по сравнению с Европой и наибо­лее развитыми сегментами российского и турецкого общества. Стремление к изменению такого положения связывалось не с возвращением к традиционным общественным устоям, а с включением черкесов в процессы современного развития.
В целом при взгляде на период войн, революций, распада империй 1914-1923 гг. бросается в глаза, что на фоне открыв­шихся политических возможностей «черкесский вопрос» не получил четко выраженного и результативного политического развития. Но обнаружилась его сложная феноменология, отра­жающая и наследие истории, и новую социально-политическую структуру самого черкесского мира, и наличие альтернативных путей развития государств, где проживают черкесы, прежде все­го России и Турции. В известном смысле «черкесский вопрос» периода Первой мировой войны и вызванных ею революцион­ных потрясений можно рассматривать как зародышевую форму современного «черкесского вопроса».

СОВРЕМЕННЫЙ «ЧЕРКЕССКИЙ ВОПРОС»:
КОНТЕКСТ, СОДЕРЖАНИЕ, ДИНАМИКА
В аналитических публикациях по «черкесскому вопросу» в качестве опорных событий чаше всего выступают завершающая фаза Кавказской войны и текущая политическая фаза, когда на­блюдается его обострение. Так. например, автор аналитического материала, размешенного на сайте Центра политических техноло­гий, Р. Бурнацева отмечает, что история современного «черкесско­го вопроса» восходит к Кавказской войне 1763-1864 годов, закон­чившейся утверждением Российского владычества на Западном Кавказе, а первое появление -черкесского вопроса- в современной политической повестке дня относится к 2008 году. [34]
Как публицистические, так и аналитические работы концен­трируют внимание на содержательных аспектах «черкесского во­проса». Но не менее важно рассмотреть контекст, в котором он актуализировался и развивался, состав акторов, включившихся в дискуссии и борьбу вокруг современного «черкесского вопроса».
Условным рубежом, с которого фиксируется новый виток актуализации «черкесского вопроса», можно считать середину 1980-х годов, когда наметился глубокий поворот в условиях существования черкесов в СССР и в Турецкой республике, свя­занный с либерализацией и демократизацией общественно-политической жизни. В Турции все черкесские организации, закрытые после военного переворота 1980 г.. получают возмож­ность возобновить свою деятельность. В дальнейшем курс на присоединение к Евросоюзу закрепил и углубил процессы де­мократизации. В этих условиях возник целый ряд новых органи­заций, которые действуют как в составе двух федераций, так и в виде независимых клубов, фондов, деловых организаций, плат­форм, форумов, гражданских инициатив и т.д. [35, р. 82]
В СССР политика «гласности» и «перестройки» позволила группам черкесской интеллигенции создать организации, поста­вившие проблемы сохранения языка и национально-культурного возрождения адыгов. Можно согласиться с оценкой известного эксперта С. М. Маркедонова, что черкесская проблема, как и мно­гие другие этнополитические вопросы, не была «открыта» горба­чёвской перестройкой. В той или иной форме она и прежде обсу­ждалась историками, литераторами и присутствовала на уровне обыденного сознания. Но вряд ли можно поддержать его сужде­ние о том. что получив политический импульс от горбачевской либерализации, «черкесский вопрос» сразу же стал использо­ваться как инструмент в борьбе за власть и собственность.[36]
Исходные стимулы этнонациональной мобилизации в го­родской среде черкесских интеллектуалов были заданы осозна­нием далеко зашедших процессов ассимиляции и реальностью перспективы скорой и полной утраты этнокультурной идентич­ности черкесами и в диаспоре и на родине. Активизация черкес­ского национального движения в конце 1980-х гг. развивается практически параллельно в России и за рубежом. Одним из мо­тивов его быстрого развития была вера в возможность восста­новления черкесского единства первоначально в рамках между­народной организации, символизирующей перспективу реаль­ного воссоединения черкесов на родине. В мае 1991 г. в Нальчи­ке прошел первый Всемирный адыгский конгресс. В принятой на конгрессе Декларации говорилось: «Конгресс принял реше­ние и оповещает всех людей на Земле об учреждении Всемир­ной черкесской ассоциации (ВЧА), призванной изучать и ре­шать общие проблемы братских адыго-черкесских народов, спо­собствовать сохранению их родного языка и культуры, восста­новлению их подлинной истории, обеспечению свободы веро­исповедания, консолидации усилий для сбережения своей на­циональной самобытности». В Уставе организации, зарегистри­рованной в России как Международная черкесская ассоциация (МЧА), ее создание связывалось с целями «этнического самосо­хранения, самоопределения и развития». [37, с. 16-22]
Таким образом, в конце XX в. «черкесский вопрос» впервые был поставлен как вопрос о консолидации и перспективах «гло­бального» адыго-черкесского сообщества в рамках черкесского национального движения, получившего международный характер.
Сразу же обозначились и основные тематические блоки, состав­лявшие структуру проблемы, - противодействие процессам куль­турно-языковой ассимиляции черкесов в странах их проживания: признание Кавказской войны и геноцида черкесов со стороны Рос­сийской империи в качестве главного источника их современных проблем; всемерное содействие репатриации. Идея восстановления исторической Черкесии как целостной территориально-полити­ческой единицы официально не выдвигалась в 1990-е гг. сколь-нибудь влиятельными организациями, но использовалась их «этнополитическими конкурентами» для дискредитации черкесского национального движения в глазах российского руководства.
Международная Черкесская ассоциация и отдельные чер­кесские организации в России и за рубежом на протяжении 1990-х гг. достаточно активно работали по первым трем направ­лениям. МЧА в середине 1990-х гг. напрямую обращалась к официальным (ООН) и «общественным» (Организация Непредстав­ленных Народов) международным организациям за поддержкой. Но говорить о попытках организации международного давления на Россию нет оснований. Таким образом, активность черкесского на­ционального движения не порождала напряжённости в отношениях с Российским государством, а «черкесский вопрос» не приобрел от­четливого и широкого общественного звучания ни внутри России, ни за рубежом. Здесь сыграли свою роль несколько факторов.
Во-первых, постановка национально-культурных проблем адыгов (черкесов) происходила в общем контексте «переформа­тирования» исторического сознания в России и мыслилась как его интегральная часть. Каких-либо дополнительных политиче­ских условий, связанных с ущербом для национальных интере­сов России, или элементов ультимативности она не несла. Ре­шение указанных проблем должно было стать одним из резуль­татов либерализации и демократизации российского общества и государства в целом. Сама возможность установить свободные контакты внутри черкесского мира, создать организационные структуры и открыто заявить о своих проблемах и стремлениях воспринималась как залог их конечной реализации. С другой стороны, международное (западное) сообщество всячески под­держивало ельцинский режим и не было заинтересовано в том. чтобы создавать ему дополнительные трудности из-за вопроса, не имеющего четкого политического звучания.
Во-вторых, становление международного черкесского дви­жения и постановка «черкесского вопроса» в глобальном кон­тексте совпали с периодом суверенизации российских автоно­мий. «Повышение уровня национальной государственности» черкесов в составе Российской Федерации; принятие конститу­ций и законодательных актов с нормами о государственных языках и культурно-языковой политике, о республиканском гражданстве и содействии репатриации: декларации высших органов государственной власти республик о признании и осуж­дении факта геноцида адыгов (черкесов) со стороны Российской империи - все это создавало впечатление, что «черкесский во­прос» находит свое реальное воплощение в государственных институтах и государственной политике.
В-третьих, на протяжении 1990-х гг. ряд обстоятельств не позволял «черкесскому вопросу- в собственном смысле слова фокусировать на себе основное внимание политических акто­ров. Само международное черкесское движение, пожалуй, наи­большие усилия должно было затрачивать на поддержку абхаз­ского народа, и сотрудничество с Россией в этом вопросе было жизненно важным. С другой стороны, энергия черкесского на­ционального движения в отдельных республиках в значитель­ной степени поглощалась внутренними для этих республик этнополитическими коллизиями. Наконец, для России и междуна­родного сообщества доминантной проблемой в общей ситуации на Северном Кавказе оставалась проблема Чечни.
С рубежа 2000-х гг. намечается глубокий поворот в разви­тии указанных факторов.
В деятельности высшего государственного руководства темы демократизации и федерализма сменяются темами обеспе­чения территориальной целостности, единого конституционно-правового порядка, укрепления «вертикали власти». Конституции и законодательство республик очищаются от формального наследия периода «суверенизации» и приводятся в строгое со­ответствие с федеральной конституцией и законами. Иллюзии о совпадении вектора этнонациональных устремлений черкесско­го сообщества с общим направлением государственно-полити­ческого развития России теряют почву.
Далее, если в начале 1990-х гг. официальные властные структуры и национальные движения в «адыгских- республиках Северного Кавказа имели общую повестку дня и были сопоста­вимы по степени влияния на внутренние этнополитические про­цессы, то к началу 2000-х гг. областей пересечения их задач и функций практически не осталось. Руководители республик су­мели лишить «Хасы» самостоятельности (Кабардино-Балкария), дистанцироваться от них (Адыгея) или игнорировать как марги­нальную оппозицию (Карачаево-Черкесия). Переход к назначаемости глав республик существенно подорвал возможности эффективного использования ресурса республиканских государ­ственных институтов в целях решения -черкесского вопроса».
В целом к 2000-м гг. стало очевидно, что реального про­движения по основным аспектам «черкесского вопроса», как они определялись международным черкесским движением, дос­тигнуто не было. Культурно-языковая ассимиляция обусловлена столь фундаментальными по своей социальной природе и гло­бальными по масштабу факторами, что локальные и разрознен­ные законодательные, организационные, культурно-образова­тельные меры не могли оказать на них заметного воздействия. Несмотря на несомненную популярность абстрактной идеи воз­вращения черкесов диаспоры на историческую родину, сколь-нибуль массового движения такого рода не наблюдалось. Фор­мальные условия репатриации целиком определялись федераль­ным законодательством и не содержали каких-либо преферен­ций для представителей черкесской диаспоры. Условия, с кото­рыми сталкивались на родине первые группы репатриантов, не стимулировали расширение переселенческого движения. Един­ственным, символически очень важным с точки зрения соответствия действий федеральных и республиканских властей нацио­нальным чувствам и ожиданиям черкесов, но весьма ограничен­ным по масштабам событием явилось переселение в 1998 г. в Адыгею группы косовских черкесов. «Дискурс геноцида», не­смотря на свободу публичного выражения, функционировал как своего рода «внутренняя речь» черкесского национального дви­жения и не имел политического эффекта вовне.
Черкесские национальные организации «первого эше­лона» (МЧА и «Хасэ» в республиках), не обладали идейным и организационным динамизмом, позволяющим компенсиро­вать указанные выше трудности и препятствия на пути реше­ния "черкесского вопроса". Короткая восходящая фаза их влияния и активности сменилась длительным застоем. Дан­ные, позволяющие считать, что организационный охват и об­щественное влияние «официальных» черкесских организаций в республиках на протяжении последних 15 лет возрастали, отсутствуют. Состав МЧА за двадцать лет практически не по­полнился новыми членскими организациями.
Но за это время в черкесском мире произошли глубокие социально-демографические и культурные сдвиги. В активную общественную жизнь вступили новые поколения, сформиро­вавшиеся в городской среде, более образованные и мобильные, владеющие современными информационно-коммуникационны­ми технологиями, способные создавать сетевые сообщества. Свобода выражения своих мыслей и позиций является для них естественным состоянием, а традиционалистские формы лояль­ности к государству или доминирующим национальным груп­пам им уже чужды. Существование в мультикультурной среде для них вполне привычно, при этом национализм как способ подтверждения групповой идентичности и база политического действия столь же правомерен для них, как и любая другая идеология. Такие группы черкесской молодежи существуют в разных условиях - в России и на Ближнем Востоке, в Турции и Европе. Они во многом отличны друг от друга, но имеют и мно­го общего, отражая существенные характеристики современного «глобального» мира. Новая «волна» черкесского национализма зародилась в этой среде в 2000-е гг. Ренессанс черкесского нацио­нального движения происходил на фоне относительного снижения значимости других этнополитических проблем на Северном Кав­казе. В этих условиях обострение «черкесского вопроса» зависело, по сути, от стечения обстоятельств и от наличия организованных сил, способных и готовых на них откликнуться.
Очевидно, что существенные для развития «черкесского во­проса» новые обстоятельства могли возникнуть только в сфере те­кущей политической жизни, а действенную реакцию на них можно было ожидать от организаций, рассматривающих «черкесский во­прос» как вопрос политический. С этой точки зрения показатель­ной и весьма значимой стала активность движения «Черкесский конгресс». Оно организационно оформилось в декабре 2004 г. в Адыгее, но в дальнейшем приобрело характер межреспубликан­ской и даже международной сетевой организации.
Содержательно в его программных установках речь шла о классических темах «черкесского вопроса» - создание условий и осуществление мер по сохранению языка и культуры, призна­ние и осуждение геноцида черкесов со стороны Российской им­перии, обеспечение возможностей беспрепятственной репатриа­ции всем, кто этого пожелает. Но они выстраивались в четкую, логически обоснованную иерархическую систему.
Руководитель Адыгейского республиканского общественно­го движения «Черкесский конгресс» М.П. Берзегов подчеркивал, что ассимиляция, утрата языка и культуры черкесами, рассеянны­ми по всему миру в результате Русско-Кавказской войны, грозят полным исчезновением черкесского этноса. Решить эти проблемы невозможно без воссоединения народа на своей исторической ро­дине. Правовым механизмом реализации данного вопроса может стать признание Российской Федерацией факта геноцида, совершенного в отношении черкесского этноса в XIX-начале XX вв. М.П. Берзегов соглашался, что нужно работать в направлении сохранения языка и культуры. Но подчеркивал, что это не должно происходить ценой замалчивания главного - политического вопроса - возвращения изгнанных черкесов, воссоздания черкесского этноса на исторической родине.[38]
Таким образом, «черкесский вопрос» был сформулирован как политическая стратегия, направленная на достижение ко­нечной цели и определяющая средства и «алгоритм» достиже­ния этой цели. Одновременно сформировался контингент акти­вистов, способных придать этой стратегии публичное звучание. За несколько лет возник целый ряд новых организаций практи­чески во всех странах проживания черкесов. Для их деятельности характерно использование современных «сетевых» способов мо­билизации и координации, осуществление публичных «уличных» акций, провозглашение своих целей не в форме обращений и просьб, а в форме требований к властям, настойчивость в привле­чении внимания международного сообщества и европейских ин­ститутов к проблемам черкесского народа. [39,40,41] Общий ход политического процесса давал и поводы для осуществления ими политических акций. В ряде обзорных и аналитических публика­ций достаточно подробно охарактеризованы факторы, обусло­вившие процесс дальнейшего «обострения черкесского вопроса». Отмечают попытку запустить процесс реинтеграции Адыгеи в состав Краснодарского края с соответствующим понижением ее статуса как субъекта Федерации (2005-2006); решение МОК о проведение зимних Олимпийских игр 2014 г. в Сочи, причем российская сторона полностью игнорировала исторический фон и статус черкесов как коренного народа Восточного Причерно­морья (2007); включение зарубежных центров и сил в публич­ную активность вокруг «черкесского вопроса», кульминацией которой стало официальное признание парламентом Грузии ге­ноцида черкесов со стороны Российской империи (2011).
Здесь представляется важным обратить внимание на то, что речь должна идти не просто о количественных показателях «движения» однажды возникшей проблемы, но о складывании специфических характеристик современного «черкесского во­проса» как социально-политического явления начала XXI в.
Анализ первого из указанных выше сюжетов позволяет вычленить несколько существенных аспектов.
Прежде всего, здесь проявилось открытое противостояние черкесского национального движения и российских государст­венных властей по крупному внутриполитическому вопросу. Проект объединения Республики Адыгея с Краснодарским кра­ем отражал стратегическую установку политического руково­дства страны не просто на «укрупнение» регионов, но и на окон­чательное выхолащивание политико-правового содержания жи­вучих представлений о республиках в составе РФ как форме «национальной государственности» тех или иных народов. И первая попытка реализовать эту установку применительно к республикам Северного Кавказа была провалена в результате «черкесского сопротивления».
Далее, хотя цель сохранения статуса Республики Адыгея объединяла самые широкие слои черкесского населения и чи­новничества, включая президента республики Х.М. Совмена, наиболее заметную роль в публичной активности вокруг конфлик­та сыграли национальные движения нового поколения, такие как «Черкесский конгресс». Что еще более важно с точки зрения пер­спективы, в борьбу по вопросу, составляющему «внутреннее дело» Российской Федерации, были, может быть, впервые вовлечены черкесские организации диаспоры. Было объявлено о создании Всемирного комитета солидарности с Республикой Адыгея, цель которого определялась как поддержка адыгского (черкесского) народа в сохранении его государственности и легитимных прав человека и нации, а предмет деятельности - как солидарность с Адыгеей против недемократических и противоправных дейст­вий России. Координаторы комитета действовали в Иордании. Израиле, Турции. Канаде, США, Европе.[42]
Одновременно и в связи с борьбой в защиту Адыгеи разво­рачивалась кампания за признание геноцида черкесов со стороны Российской империи. И эта кампания отличалась от прежних спорадических выступлений черкесских организаций на тему ге­ноцида широтой и интенсивностью осуществляемых акций.
1 июля 2005 года «Черкесский конгресс» направил обра­щение с приложением архивных документов в Государственную Думу РФ о признании геноцида черкесского народа и получил отрицательный ответ 27 января 2006 гола. М.П. Берзегов впо­следствии открыто признал, что «было мало надежд на то, что сегодняшний политический режим России» способен на такое признание. Этот шаг был предпринят с определенной целью -получив отказ от Российской Федерации, иметь основание для прямого обращения в международные структуры.[38]
11 октября 2006 года 20 черкесских организаций из 9 стран по инициативе общественного движения «Черкесский конгресс» Республики Адыгея обратились в Европарламент с просьбой признать геноцид черкесов, совершенный Российским государ­ством с конца XVIII до начала XX вв.
Таким образом, тема сочинской Олимпиады возникла в ус­ловиях, когда «черкесский вопрос» уже вступил в фазу обострения. К этому времени стала очевидной безрезультатность прежних форм его постановки; развернулась активность организаций нового поколения, представляющих черкесское национальное движение. В их трактовке «черкесского вопроса» на первый план выдвинулся политический аспект, а в фокусе политического действия оказа­лось требование признания геноцида черкесов. Произошло вовле­чение черкесских организаций диаспоры в политические коллизии с Российским государством. Черкесская тема вошла в повестку дня международного научного сообщества, неправительственных ор­ганизаций и европейских институтов.
В этих условиях политические руководители, государст­венные ведомства и экспертные группы, оформлявшие и продви­гавшие заявку на проведение зимних Олимпийских игр 2014 г. в г. Сочи, проявили некомпетентность, политическую глухоту, полное равнодушие (если не откровенное презрение) к истори­ческой памяти и национальным чувствам черкесов.
«Многих представителей адыгской интеллигенции на Се­верном Кавказе и в диаспоре возмутило то, что в июле 2007 г. во время презентации сочинской олимпийской программы в Гва­темале Владимир Путин, перечисляя прежних жителей Сочи, назвал греков, колхов и казаков, но ни единым словом не упо­мянул черкесов, - отмечает СМ. Маркедонов. - Более того, на Олимпиаду в Ванкувере Олимпийский комитет России в качест­ве представителей Кубанского региона (где расположен Сочи) и его культуры отправил казачий хор, в то время как отношения черкесов и казаков были крайне непростыми» [43].
В совокупности публичных манифестаций и заявлений, вы­ражающих протест черкесских организаций против проведения Олимпийских игр 2014 г. в Сочи, важно разглядеть не просто хро­нику событий, динамику политической конъюнктуры, но и струк­турные характеристики современного «черкесского вопроса».
Во-первых, наибольшую активность в движении протеста проявили черкесские организации диаспоры. Организационный комитет движения -No Sochi 2014» состоит исключительно из зарубежных черкесских организаций. Резонанс и эффект от их выступлений определялись не масштабностью представляемых ими диаспорных групп, а характером лозунгов, способностью проводить скоординированные международные акции и привле­кать медийное внимание. На первых «антисочинских» демонст­рациях, синхронно организованных в Нью-Йорке и Стамбуле 4 октября 2007 г., более 200 активистов черкесской диаспоры скандировали лозунги: «Свободу и право Черкесии!», -Нет рос­сийской лжи и лицемерию!», «Сочи - земля геноцида!», «Нет Олимпиаде на крови!», «Путин, не пытайся построить свой ав­торитет на черкесских могилах!». То есть осуждению подверга­лась именно политика современной России.[44]
В дальнейшем эта тенденция получила развитие и закреп­ление. Теперь ежегодные памятные акции, проводимые органи­зациями диаспоры 21 мая (день завершения Кавказской воны, ознаменованный 21 мая 1864 г. парадом русских войск на Крас­ной Поляне), сопровождаются выдвижением претензий и требо­ваний к Российской Федерации. Существенная новизна полити­ческого контекста всех этих акций заключается в их привязке к весьма чувствительному для России вопросу о перспективах сочинской Олимпиады. Черкесское национальное движение об­рело некоторые возможности для нанесения ощутимого ущерба государственным интересам и международному престижу стра­ны, и игнорировать эти возможности Россия не может.
Во-вторых, призывы признать геноцид и отказаться от про­ведения Олимпиады в Сочи были адресованы международным ак­торам и сами по себе были достаточно простыми и ясными. Но эти призывы переплетались с комплексом внутрироссийских проблем. Поводом для упомянутой выше акции 4 октября 2007 г. послужило и празднование в РА, КБР и КЧР -450-летия добровольного вхож­дения в состав России». В тот же день от имени черкесской ди­аспоры в США было направлено Обращение к Президенту РФ В.В. Путину и Парламенту (Федеральному Собранию) РФ, в ко­тором содержится протест и против проведения Олимпиады в Сочи, и против «ложной латы 450-летия «добровольного вхож­дения» Черкесии в состав России».[5, с 250]
С другой стороны, тема геноцида и «разделенности» народа актуализировалась для черкесских организаций в России и за ру­бежом и в связи с событиями текущей внутрироссийской и ре­гиональной политики. Ее подпитывали события в КЧР, КБР и РА, которые, по мнению черкесских активистов, ставили адыгское население этих республик в ущемленное или уязвимое положе­ние. Речь шла о конфликтах в процессе распределения властных ресурсов в Карачаево-Черкесии между карачаевцами и черкесами в 2008 г. и в процессе распределения земель между муниципаль­ными образованиями в Кабардино-Балкарии в 2008-2009 гг. в соответствии с Федеральным законом № 131. После создания Се­веро-Кавказского федерального округа в начале 2010 г. Адыгея была оставлена в составе ЮФО, что оживило опасения по поводу намерений федеральной власти провести поглощение Адыгеи Краснодарским краем. Все это так или иначе связывалось с по­следствиями Кавказской войны и политикой советского государ­ства, направленной на «искусственное разделение народа».
Чрезвычайный съезд черкесского народа, созванный в но­ябре 2008 г. в связи с внутренними этнополитическими колли­зиями в Карачаево-Черкесии, встретил аплодисментами озву­ченный от имени черкесской молодежи республики лозунг об объединении черкесов Кавказа в единую республику и принял решение создать комитет для подготовки соответствующего об­ращения к федеральным властям.[46]
Вопрос объединения черкесов (адыгов) Кавказа в единую республику был поставлен здесь не впервые. О возможности такого объединения заговорили в некоторых адыгских общест­венных организациях и на страницах научных изданий после распада СССР. Однако еще в самом начале 1990-х гг. в публич­ное пространство была выброшена формула «Великая Черкесия». Известный ученый и общественный деятель П.М. Иванов в 1997 г. в своей работе указал, что это понятие было введено в анализе ситуации, выполненном в 1990-1991 гг. военными экс­пертами Северо-Кавказского военного округа и использовалось ими, по сути, в качестве пугала. [47] Но тем самым надолго за­труднилось рациональное обсуждение вопросов регионализации управления и реструктуризации системы регионов примени­тельно к Северному Кавказу вообще и к его адыгскому ареалу в особенности. В основном докладе на форуме кабардинских (адыгских) общественных организаций КБР в начале апреля 2009 г. П.М. Иванов вновь настаивал на неправомерности ото­ждествления идеи единого «адыгского» субъекта Федерации и идеи «Великой Черкесии». Последняя муссируется в «информа­ционной войне против адыгов» и получает в ней этносепаратистское толкование, что превращает ее в провокационную по су­ти. Он подчеркнул при этом, что проблема разделенного адыг­ского народа существует, что этот вопрос требует отдельного разговора, он очень непростой, но разрешимый. [48, с. 10-11]
В Декларации движения «No Sochi 2014» решение Прези­дента Д.А. Медведева от 19 января 2010 г. о создании Северо-Кавказского федерального округа с исключением из его состава Адыгеи определялось как официальное признание Северного Кавказа зоной опасности. А черкесские общественные органи­зации в России выразили мнение, что адыгов снова разобщили специально, с целью так или иначе лишить Адыгею статуса са­мостоятельного субъекта Федерации.[49-50]
В-третьих, в каждой из этих ситуаций обнаруживалось, что «черкесский вопрос» в сознании черкесских активистов вы­ступает как «блок», как интегрированная структура, в которой каждый элемент, будучи «активизирован», приводит в движение все остальные элементы. И все же отношение к сочинской Олимпиаде и проблеме единого «черкесского» субъекта Феде­рации на Северном Кавказе стало зримым фактором политиче­ского размежевания в международном черкесском движении. Подавляющее большинство черкесских организаций «второго эшелона», возникших в течение последних десятилетий в диас­поре, категорически выступило против проведения Олимпий­ских игр в Сочи, тогда как МЧА и черкесские организации в России ограничились требованием проявить уважение к истори­ческой памяти и национальным чувствам черкесов и достойно отразить в информационном сопровождении и культурной про­грамме Олимпиады историю и культуру черкесов как коренного народа Российского Причерноморья.[37, с. 432-433]
Аналитики отмечают, что против проведения Олимпиады в Сочи выступает единственная черкесская организация в Рос­сии «Черкесский конгресс», который является и наиболее по­следовательным в формулировании и отстаивании этих позиций в медийном пространстве. Вместе с тем, комментируя Мемо­рандум о безусловной поддержке черкесскими общественника­ми Олимпиады, подписанный руководителями трех обществен­ных организаций КБР - Союза Абхазских добровольцев. Коор­динационного совета адыгских общественных организаций и «Алыгэ Хасэ». Н. Нефляшева акцентирует два существенных момента. Во-первых, широкую критику меморандума в адыг­ском медиа-пространстве. Во-вторых, то, что в Меморандуме впервые в официальных документах, исходящих от черкесских общественных организаций, «тема Олимпиады» отделяется от «пакета» целей черкесских движений и помешается исключи­тельно в культурно-просветительную нишу.[39,51]
В ноябре 2008 г. на Чрезвычайном съезде черкесского наро­да в г, Черкесске, в котором участвовали представители черкесских национальных движений Республики Адыгея, Причерноморской Шапсугии и Кабардино-Балкарской Республики, никто открыто не выступил против декларации об объединении трех субъектов РФ, где живут адыги (черкесы), в единую республику в составе Рос­сийской Федерации. Но в дальнейшем стало очевидно отсутствие единодушия среди деятелей национального движения по этому вопросу. «Адыгэ Хасэ» Адыгеи подтвердила свою позицию, а ее лидер А. Хапай еще ранее высказался в том смысле, что альтерна­тивы объединению адыгов нет.[52]
Руководитель «Адыгэ Хасэ» Кабардино-Балкарии М. Хафицэ, во время съезда заявил: «Безусловно, все наши действия должны быть в согласии с Россией и в консенсусе с окружаю­щими нас народами, но мы будем настойчивы». Но затем он вы­разил мнение, что вопрос об объединении поставлен прежде­временно и организациями, которые не могут говорить от имени целых народов.[53]
Со своей стороны М.П. Берзегов оценил идею объединения трех республик как «классическую провокацию», как явную по­пытку переориентировать вектор усилий черкесских организаций с международного права на российское законодательство. Но в рам­ках последнего нет шансов на достижение результата – «восста­новление целостности черкесского этноса на своей исторической территории, втом числе включая всю нашу диаспору».[54]
Таким образом, тема сочинской Олимпиады и сопутствую­щие ей вопросы способствовали выдвижению «черкесского вопро­са» на заметное место в российском и международном медийном и политическом пространстве, но в то же время они показали его сложность. С точки зрения сложной структуры «черкесского во­проса», вариативности и конфликтности связанных с ним полити­ческих стратегий следует рассматривать и третий из упомянутых выше факторов его развития - вовлечение зарубежных аналитиче­ских центров и политических сил, кульминацией которого стала резолюция Парламента Грузии 20 мая 2011 г. о признании геноци­да черкесов, осуществленного Российской империей.
В целом в 2006-2007 гг. произошел принципиальный по­ворот в отношении «международных структур» к черкесской проблематике. Некоторые из них включили ее в собственные программы действий и превратились из «апелляционных ин­станций» в инициаторов или полуофициальных спонсоров раз­личных публичных мероприятий, осуществляемых в контексте научной и общественной экспертизы «черкесского вопроса». Прежде всего это относится к Джеймстаунскому фонду (США), который организовал в 2007-2009 гг. в университетах США че­тыре конференции и ряд семинаров, посвященных теме «чер­кесского геноцида».[55, с. 25-26]
Российские эксперты, как правило, подчеркивают связь этой организации с Центральным разведывательным управлени­ем США и рассматривают как один из инструментов, исполь­зуемых «геополитическими противниками» России. Но с анали­тической точки зрения недостаточно разоблачительных конста­тации. Не менее важно отметить, что американские специалисты в области планирования политики и организации общественных кампаний в поддержку американских целей в различных регионах в какой-то момент обратили внимание на черкесское национальное движение, занялись изучением «черкесского вопроса» и, видимо, обнаружили в нем определенный ресурс, который может быть за­действован в подходящей ситуации. Не исключено, что накоплен­ный таким образом информационный и концептуальный багаж послужил одним из источников формирования после 2008 г. ново­го политического курса Грузии по отношению к Северному Кавка­зу. Отсюда следуют определенные уроки для носителей «чер­кесского национального интереса» и для носителей «российско­го государственного интереса». Их политика должна строиться не на простом и «непосредственном» выражении своего интере­са, а на анализе сложной реальности, в которой действуют дру­гие независимые и интеллектуальные акторы, способные предпринимать опережающие действия и создавать тем самым «сложности» для черкесской и российской политики.
С 2006 г. в Европарламенте проводятся слушания по раз­личным аспектам «черкесского вопроса» - «Черкесские дни». Они не являются официальными мероприятиями, которые про­водит Европарламент как институт, а носят общественный ха­рактер. Их организует Федерация европейских черкесов, и про­ходят они при поддержке отдельных депутатов, выступающих от своего имени. Но такие слушания приобрели регулярный ха­рактер (в июне 2012 г. прошел седьмой Черкесский день в Европарламенте), и черкесская тема все более укореняется в евро­пейском публичном пространстве. Весьма важно, что эта тема подается в контексте доминирующего в Европе дискурса «прав и свобод» человека. Показателен с этой точки зрения принятый участниками шестого Черкесского дня в Европар­ламенте (ноябрь 2011 г.) документ, озаглавленный «Декларация самоопределения и государственности автохтонного коренного черкесского народа: нации в изгнании».[56]
События, связанные с участием «грузинского фактора» в раз­витии «черкесского вопроса», хорошо иллюстрируют сказанное.
Действия России в ответ на попытку Грузии вооруженным путем решить для себя югоосетинекий и в перспективе абхаз­ский вопрос - силовое пресечение агрессии, а затем признание независимости Южной Осетии и Абхазии - открыли возмож­ность сближения с Россией черкесских организаций диаспоры и укрепления лояльности российских черкесов. Но получить раз­витие и закрепление эта тенденция могла, если бы обнаружи­лась способность Российского государства на какие-то реальные или хотя бы символические шаги, свидетельствующие о жела­нии понять проблемы, волнующие черкесское национальное сознание, и способность сообщества черкесских активистов на рациональные и скоординированные встречные шаги. Ни того, ни другого не наблюдалось, а иные факторы поддерживали на­пряженность вокруг «черкесского вопроса».
В этих условиях Грузия существенно пересмотрела прин­ципы своего позиционирования на Кавказе. Ставка была сделана на использование механизмов интеграции, обеспечивших ста­новление Европейского Союза.[57]
Перевод заявленного курса на создание -свободного, ста­бильного и единого Кавказа» из области риторики в область практических действий начался с 2010 г. В отношении Абхазии и Южной Осетии была объявлена стратегия «Вовлечение через сотрудничество», но она получила расширенное толкование, охватывая и Северный Кавказ: «Нет Северного и Южного Кав­каза - есть один Кавказ, который принадлежит мировой цивили­зации» - заявил М. Саакашвили на сессии Генеральной Ас­самблеи ООН 23 сентября 2010 г.[58]
В этом контексте в современной Грузии стала разрабаты­ваться черкесская тема, и этот процесс получил свое логическое завершение 20 мая 2011 г, принятием резолюции Парламента Грузии о признании геноцида черкесов, осуществленного Рос­сийской империей. Этот шаг рассматривается чаще всего как проявление враждебности грузинского руководства к России, его стремления нанести ущерб российским интересам при каж­дом возможном случае в отместку за свое поражение в августе 2008 г. Обсуждается вопрос, в какой мере этот шаг может по­влиять на перспективы сочинской Олимпиады. Но усложнение ситуации вокруг «черкесского вопроса» можно отметить неза­висимо от оценки указанных перспектив.[59,60,61]
Для России включение темы «геноцид черкесов» в кон­текст государственной политики суверенного государства, имеющего тесные стратегические отношения с США, Евросою­зом и НАТО, означает, что получил политико-правовое оформ­ление и существует теперь в готовом виде еще один инструмент, который может быть использован для международного давления на нее. Кто. когда и по какому поводу использует этот инструмент, зависит от обстоятельств, предугадать которые в их конкретном виде невозможно. Шансы на присоединение к Грузии других государств в обозримом будущем невелики, но это может служить лишь слабым утешением. Во-первых, если хотя бы Эстония (наи­более вероятный кандидат) предпримет соответствующий шаг, это уже станет «прорывом». Во-вторых. Грузия может остаться един­ственным государством, признавшим геноцид черкесов, но она, во всяком случае, не будет осуждена за это международным сооб­ществом и не окажется в изоляции. Напротив, ее политика оформляется как органичная часть политики глобальной инте­грации, опирающейся на «универсальный порыв к свободе» и реализующей активное международное вмешательство «с целью поддержать демократические движения и сдержать тех, кто хо­чет их подавить». Выступая на Мюнхенской конференции по безопасности в мае 2012 г., М. Саакашвили подчеркивал как раз изолированность России и обреченность ее политики, противо­речащей чаяниям народов. А новая кавказская стратегия Грузии была поддержана Советом Европы, Евросоюзом, ООН-ОБСЕ и Государственным департаментом США.[39]
Для черкесского национального движения признание ге­ноцида черкесов на международном (государственном) уровне на первый взгляд означало качественный перелом в процессе достижения одной из его общих целей. Но уже в ходе подготов­ки решения обнаружилось расхождение позиций. Активисты черкесских организаций диаспоры принимали участие в тбилис­ских конференциях в марте и ноябре 2010 г. (уже участники первой обратились к Грузии с просьбой о признании геноцида черкесов), а "Черкесский конгресс» и целый ряд зарубежных черкесских организаций обращались к грузинскому парламенту с призывами об ускорении процесса.[63]
В то же время черкесские организации из России практи­чески не были представлены на упомянутых конференциях, а их реакция на решение грузинского парламента была далеко не единодушной, хотя все они однозначно оценивают события XVIII-ХIX вв. как геноцид. Причина в том, что собственные представления и цели черкесскому национальному движению приходится продвигать в сложном политическом контексте. В данном случае расхождение позиций отражало и трудность пре­одоления негативного фона грузино-черкесских взаимоотноше­ний в связи с грузино-абхазским конфликтом, и неизбежные ос­ложнения в абхазо-черкесских отношениях, и главное - различный подход к выстраиванию отношений с современным Российским государством. [64]В конце 2010 г. было объявлено о соз­дании Совета черкесских организаций Российской Федерации с целью координации действий и с перспективой создания единой черкесской организации. «Черкесский конгресс» отказался вой­ти в Совет. В одном из комментариев указывалось, что пробле­ма в характере и стиле взаимодействия с Российской Федераци­ей: «Черкесским общественным объединениям нельзя вести со страной ультимативный разговор, в диалоге должны присутст­вовать сдержанность и толерантность. Но эти качества присут­ствуют не во всех черкесских общественных объединениях, что и является основным противоречием между разными черкесскими организациями».[65] Отсутствие единства стало очевидным весьма скоро. Уже 29 мая 2011 г. от имени восьми из девятнадца­ти членов Совета черкесских общественных организаций РФ бы­ло направлено благодарственное письмо Парламенту Грузии с высокой оценкой принятого им решения. В то же время МЧА и ряд организаций и деятелей черкесского национального дви­жения в России восприняли его сдержанно или негативно, рас­ценив как провокационную и антироссийскую акцию.
На споры, сопровождающие памятные мероприятия 21 мая 2012 г. на Западном Кавказе, обращает внимание научный со­трудник Центра проблем Кавказа и региональной безопасности МГИМО (У) МИД России Николай Силаев: «Здесь видна борьба между «официальными» и «неофициальными» черкесскими ор­ганизациями и внутри этих организаций. С одной стороны, есть желание укрепить черкесскую идентичность, с другой стороны, есть опасения, что какие-то слишком радикальные лозунги и призывы могут вызвать резкую реакцию властей».[67]
Такие же выводы делает С. Жемухов из наблюдений за ситуацией в черкесских организациях Турции: "Отношение к России является главным моментом разногласий между черкес­скими организациями в Турции. Накануне 21 мая активисты не смогли договориться и оказались разделены на пять групп». [68]
Н. Нефляшева указывает, что большинство черкесских лидеров не питают иллюзий относительно политических наме­рений Грузии использовать черкесскую тему в своих целях. Они признают, что заявление грузинского парламента о геноциде черкесского народа со стороны Российской империи, безуслов­но, является частью геополитической игры Грузии на Северном Кавказе, что черкесская проблема, черкесская трагедия послу­жили инструментом для активизации процессов возвращения Грузии на Кавказ. Она также считает очевидным, что контакты черкесских организаций с Грузией обусловлены тем, что поли­тическая элита России в течение многих лет замалчивала те об­ращения, которые направлялись в федеральный Центр черкес­скими общественными организациями России. [39]
Но все это и говорит о том, насколько сложно внутри са­мого черкесского мира согласовать «политику идентичности» с геополитикой. К тому же обсуждаемая акция грузинского пар­ламента совпала по времени с развертыванием «арабской вес­ны». Черкесская тема присутствует в двух наиболее острых и сложных ситуациях, наблюдающихся в арабском мире, - Ли­вийской и Сирийской. С одной стороны, она выступает как во­прос о позиционировании черкесских диаспорных групп во внутренних процессах в этих странах, с другой стороны, в слу­чае с сирийскими черкесами, оказавшимися в значительной сво­ей части в тяжелой гуманитарной ситуации, - как проблема ре­патриации. В целом события «арабской весны» подкре­пили базовый тезис черкесского национального движения о том, что «черкесский вопрос» является реальностью и носит между­народный характер, а не представляет собой искусственную конструкцию, создаваемую мифотворцами от этнополитики. Но одновременно эти события еще раз обнаружили сложную при­роду современного «черкесского вопроса».
* * *
Таким образом, на рубеже XX-XXI вв. «черкесский вопрос» вновь стал реальностью общественно-политической жизни стран проживания черкесов и обрел характеристики международной проблемы. В современной, исторически «третьей», форме своего бытования он демонстрирует и черты преемственности, и качест­венную новизну по отношению к предшествующим формам.
Преемственность связана с тем, что статус черкесского сообщества в современном мире сохраняет структурную анало­гию с его положением в начале XX в. - положением разделен­ного народа. Отсюда устойчивость феноменов черкесского на­ционального сознания: Кавказская война и изгнание как «нача­ло», рассеяние и этнический кризис как тяжелая реальность, воссоединение и возрождение как цель.
Но в конце XX в. «черкесский вопрос» впервые был по­ставлен вполне самостоятельно самими черкесами, и он впервые был поставлен применительно к черкесам (адыгам) как «гло­бальному" этническому сообществу. В своих прежних истори­ческих формах в зависимости от геополитических интересов держав он либо привязывался к различным фрагментам черкес­ского мира (Кабарда, Западная Черкесия), либо растворялся в более широких геополитических единицах (Кавказ, Северный Кавказ) и этнических конгломератах (горцы, черкесы как севе­рокавказские диаспоры в целом).
В условиях современного глобализирующегося мира, ин­тенсивных международных коммуникаций и открытости ин­формационного пространства общечеркесская национальная программа не просто была сформулирована. Она, по сути, полу­чила институционализацию в совокупности черкесских органи­заций, действующих по всему миру. Свыше двух десятилетий они присутствуют в культурном и политическом пространстве современного мира. Следует особо подчеркнуть, что в этом от­ражается не только внутренняя энергия черкесского националь­ного движения, но и общие условия глобальной интеграции и де­мократизации. Если бы, скажем, в России и Турции в 2000-е гг. так же, как в начале 1920-х гг. установились авторитарные идеократические или националистические режимы, свободные от идейно-политического влияния извне, то динамика черкес­ского национального движения была бы иной, и «черкесский вопрос - был бы уже «снят» с повестки дня.
Но опыт 2000-х годов явственно обнаружил, что попытка перевести идеальные представления о конечных национальных целях в алгоритм политических действий, осуществляемых бес­компромиссно на основе представлений только о собственных правах и интересах, приводит к политическому размежеванию в черкесском национальном движении.
Здесь сказывается противоречивость воздействия между­народно-политических факторов на развитие «черкесского во­проса». С одной стороны, современный международный кон­текст не сопоставим с ситуацией периода первой мировой вой­ны, когда «черкесский вопрос» инспирировался державами, на­ходящимися в состоянии войны с Россией, в своих военно-политических целях. Сегодня воздействие «внешних факторов» не сводится к интригам геополитических соперников. Практика использования западными державами демократических ценно­стей и гуманитарных мотивов в своекорыстных интересах не дает оснований для отбрасывания этих ценностей и мотивов как несущественных или не имеющих отношения к «черкесскому вопросу». Спецслужбы и «недружественные» политические си­лы за рубежом могут пытаться использовать в своих целях что угодно. Несмотря на это, деятельность черкесских активистов диаспоры в целом остается частью демократической граждан­ской активности в Турции, Европе, США. С другой стороны, и геополитическое соперничество, и военно-политические кон­фликты остаются реальностью той международной среды, в ко­торой существует современный «черкесский вопрос». Полностью изолировать формы его политического бытования от их влияния невозможно. Вопрос заключается в том, будет ли он превращен в средство решения иных задач иными субъектами или сохранит самостоятельное значение и будет решаться теми, для кого он имеет жизненно важное значение. Есть только два коллективных субъекта отношений, для которых «черкесский вопрос» выражает или затрагивает их поистине жизненные ин­тересы и для которых его решение носит характер самостоя­тельной крупной задачи - это сами черкесы и Россия.
Фундаментальная проблема современной российско-черкесской «ситуации обсуждения- положения и перспектив черкесского сообщества заключается в том, что предмет обсуж­дения представляется сторонам как существующий в разных плоскостях. Для черкесских активистов и интеллектуалов «чер­кесский вопрос» - это ключевой вопрос этноисторической эво­люции адыгов. Это еще одна развилка исторической траектории национального существования, которая ставит черкесов перед альтернативой экзистенциального порядка, - продолжение этнонаиионального бытия в институализированных формах через самоорганизацию и признание со стороны государства или эт­ническая энтропия и растворение черкесской самобытности в хаосе большого мира. Для российского государственного созна­ния «черкесский вопрос» - это еще одно воплощение этническо­го национализма, несущего угрозу для социально-политической стабильности, территориальной целостности и международных интересов России. Таким образом, современный «черкесский вопрос» действительно представляет собой дуалистический по природе «историко-политический» феномен.
Перспективы его развития в фундаментальном историче­ском смысле зависят от того, что возобладает в действиях сто­рон, жизненно заинтересованных в этом вопросе. Это может быть поиск способов так или иначе «подавить» другой полюс его внутренней структуры или поиск основы его решения, кото­рая в историческом плане шире черкесской этноисторической перспективы, а в политическом плане шире российской державной традиции. Такая основа может быть найдена в сфере, опре­деляющей общие для России и черкесского сообщества условия существования и перспективы развития - в сфере современных процессов глобализации.
Понимание значимости глобализационных процессов для исторических судеб черкесов уже присутствует в адыгском на­учно-политическом дискурсе. В процитированном выше докла­де на форуме адыгских общественных организаций КБР в апре­ле 2009 г. П.М. Иванов, подвергнув критике этносепаратистские идеи, подчеркнул: «Адыгов ожидает совсем другой путь. И этот путь будет определяться углубляющимися процессами мировой глобализации». Перспективу «интеграционных процессов в адыг­ском мире» он связывал с участием России, Турции и самих ады­гов в процессе экономической глобализации, а чтобы эта возмож­ность стала реальностью, считал необходимой (и неизбежной) правовую либерализацию и в России, и в Турции. [48, с. 12-13]
Автор этих строк позволит себе процитировать и собст­венное высказывание, сделанное в июне 2009 года: «Для эффек­тивного продвижения к желаемому будущему чрезвычайно важно определить факторы развития, которые носят объективный характер и вместе с тем способны стать основой согласования ин­тересов и объединения усилий адыгов и всех народов Северного Кавказа, Российского государства и адыгской диаспоры за рубе­жом. Полагаю, что таким фактором, воздействующим на судьбы всех адыгов во всем мире, выступает сегодня глобальный процесс модернизации. ...Его последствия для этнокультурного воспроиз­водства адыгского мира неоднозначны, но попытки изолироваться от него непродуктивны и, по сути, невозможны. Необходимо найти формы включения в этот процесс в качестве его активно­го субъекта. Только в этом случае остается возможность эффек­тивно использовать плоды модернизации в экономике, социаль­ной сфере, культуре и предотвратить угрозы, которые она несет для этнической идентичности адыгов».[71, с. 29-30]
Представитель организации «Черкесская инициатива за демократию», действующей в Анкаре. Е. Карадаш (Кереф) в ав­густе 2010 г. подчеркивал: размышляя о проблемах и задачах черкесов, надо помнить, что на дворе не XIX, а XXI век. Мир невероятно преобразуется в этот торопливый век информации. Лаже расистское кемалистское государство в Турции не может противостоять демократизации. Россия тоже существует в этом мире. Вопрос в том, как долго она сможет сопротивляться измене­ниям, но рано или поздно она изменится. Черкесы повсюду в мире должны быть готовы к тому, чтобы достигать своих целей внутри этого процесса перемен. Формула освобождения для народов Кав­каза и всех других народов, права которых были узурпированы, должна строиться на демократии, на реальной демократии.[72]
Близкие по смыслу идеи высказываются и в российской экспертной среде. Обращая внимание на то, что «история черке­сов политизирована по факту», Н.Ю. Силаев ставит вопрос: возможно ли «найти какое-то дополнительное содержание» дея­тельности черкесских активистов, не связанное с политизацией истории, «найти повестку дня, не исчерпывающуюся Кавказ­ской войной и трагедией черкесов»? Эксперт связывает пер­спективы черкесского национального движения с выбором: «либо черкесское движение будет заниматься самосохранением именно в качестве этнического общественного движения, строяще­го свою риторику вокруг одной-двух тем из прошлого, либо оно преобразуется в более широкое движение за сохранение черкес­ской идентичности в современном мире. Ведь сохранение иден­тичности любого кавказского народа сегодня - это вопрос ориен­тации в новых реальностях». Одним из главных вызовов для современного Кавказа он считает урбанизацию.[67]
Итак, глобализация, модернизация, демократизация - это фундаментальные тенденции мирового развития, которые бро­сают вызовы и одновременно открывают возможности для всех социальных, национальных и политических субъектов, вовле­ченных в систему отношений, обозначаемую сегодня как «черкесский вопрос». Если их стратегия и тактика будут опи­раться на эти тенденции, то формы и последствия развития «черкесского вопроса» могут оказаться предсказуемыми и при­емлемыми.
В противном случае, возможно, придется заплатить неприемле­мую цену за нежелательный результат.
Разумеется, приведенные выше положения гораздо легче продекларировать, чем воплотить в реальную политическую жизнь. Оценка возможностей развития по тому или другому сценарию и определение требований к политическим програм­мам и практическим действиям заинтересованных сторон долж­ны быть предметом специального анализа.
___________________________________________________________
Литература
1. Скаков А., Силаев Н. «Черкесский фактор» в современ­ной политической ситуации в Кавказском регионе. URL: htlp://carnegieendow me nt.org/files/cherkessian_faclor_report_riis.pd Плата обращения 09. 06. 2012).
2. Нефляшева Н. Черкесское национальное движение - обще­российский и международный контекст: общие подходы. URL: http://kavpolit.com /cherkesskoe-nacionalnoe-dvizhenie-vnutriros-sijskij-i-mezhdunarodnyj-konlekst-obshhie-podxody/ (дата обраще­ния 30.05.2012).
3. Цветков О.М. Адыгский (черкесский) вопрос на Кавказе // Юг России: проблемы, прогнозы, решения. Сборник научных статей / гл. ред. - акад. Г.Г. Матишов. - Ростов-на-Дону: Изд-во ЮНЦ РАН, 2010.
4. Суший С. Черкесский вопрос - основные проблемные зоны и их конфликтогенный потенциал (I). URL: http://www.kavkazoved. info/news/20l2/0l /06/cherkesskij-vopros-problemnye-zony-konfliktogennyj-potencial-i.html (дата обращения 23.03.2012).
5. Кушхабиев А.В. Деятельность черкесских (адыгских) обще­ственных организаций по решению «черкесской проблемы» в начале XXI века// Известия КБНЦ РАН. -2011. № 6 (44).-С. 247-254.
6. Темиров У. Черкесский вопрос в России // Звезда, 2011. № 7. URL: http://maga7inesriiss.rU/7ve7da/20l I/7/tel7html (дата обращения: 27.09.2011).
7. Кеш Р. Что такое «черкесский вопрос-? // Черкесия - Адыгэ Хэку. URL: htlp://virt-circassia.ucoz.com/news/ chto_ takoe_ cherkes-skijvopros/2011-02-11-1142 (дата обращения: 27.09.2011).
8. Попов ЭЛ. Мифология геноцида, «черкесский вопрос» и планы Саакашвили //Интернет против телеэкрана. Информационно-аналитическое издание. URL: http: //www- с о n t rt v гп /со m m о n /4001 / (дата обращения: 27.09.2011).
9. Добаев И.П. Северо-Западный Кавказ в преддверии Олим-пиады-2014: геополитические аспекты информационной войны // Зимние Олимпийские игры-2014 в Сочи в фокусе информационных атак: сборник научных статей / отв. ред. В.В. Черноус// Южнорос­сийское обозрение Центра системных региональных исследова­ний и прогнозирования ИППК ЮФУ и ИСПИ РАН. - Вып. 69. -М.-Ростов-на-Дону: Социально-гуманитарные знания, 2011. - 202 с.
10. Цветков О. «Черкесский вопрос*: этноидеологические вызовы гражданскому единству (I) URL: hup://www.kavka7oved. into/news/2012/02/06/cherkesskij-vopros-elnoideologicheskie-vyzovy-edinslvu-i.html (дата обращения 23. 03. 2012).
11. Власова E. «Черкесский вопрос» пока не угрожает проведению Олимпиады в Сочи, считают эксперты. URL: http://wvw.kavka/-ii7el .ni/articles/182443/ (дата обращения: 27.09.2011).
12. Патракова В.Ф., Черноус В.В. Историография, истори­ческая память адыгов о Кавказской войне XIX в. и современные политические провокаторы // Зимние Олимпийские игры-2014 в Сочи в фокусе информационных атак: сборник научных статей / отв. ред. В.В. Черноус // Южнороссийское обозрение Центра системных региональных исследований и прогнозирования ИППК ЮФУ и ИСПИ РАН. - Вып. 69. - М.-Ростов-на-Дону: Социально-гуманитарные знания, 201 1 - 202 с.
13. Кушева Е.Н. Народы Северного Кавказа и их связи с Россией (вторая половина XV|-30-e гг. XVII в.). - М, 1963.
14. Смирнов Н.А. Кабардинский вопрос в русско-турецких отношениях в XVI-XVI11 вв. - Нальчик, 1948.
15. Якубова И.И. Северный Кавказ в русско-турецких отноше­ниях в 40-70-е годы XVIII века. - Нальчик: Эльбрус, 1993.- 158 с.
16. Дзамихов К.Ф. Адыги в политике России на Кавказе (1550-е - начало 1770-х гг.). - Нальчик: Эль-Фа, 2001. - 412 с.
17. История многовекового содружества. К 450-летию союза и единения народов Кабардино-Балкарии и России. -Нальчик: Изд-во М. и В. Котляровых, 2007. - 720 с.
18. Бижев А.Х. Адыги Северо-Западного Кавказа и кризис восточного вопроса в конце 20-х, начале 30-х гг. XIX века. -Майкоп: Меоты, 1994. - 328 с.
19. Дегоев В.В. Кавказ и великие державы 1829-1864 гг. Политика, война, дипломатия. - М: Издательский дом «Рубежи XXI-, 2009. - 552 с.
20. Касумов А.Х. Разные судьбы. - Нальчик, 1967.
21. Касумов А.Х. Северо-Западный Кавказ в русско-турецких войнах и международные отношения XIX в. - Ростов-на-Дону, 1989.
22. Касумов А.Х., Касумов Х.А. Геноцид адыгов. Из истории борьбы адыгов за независимость в XIX веке. - Нальчик, 1992.
23. Панеш А.А. Западная Черкесия в системе взаимодей­ствия России с Турцией, Англией и имаматом Шамиля в XIX в. (до 1864 г.). - Майкоп: Изд-во МГТУ, 2007. - 240 с.
24. История Адыгеи с древнейших времен до начала XX в. В 2-х томах. Т. I. - Майкоп: Адыг. респ. кн. изд-во, 2009. - 452 с.
25. Кудаева С.Г. Адыги (черкесы) Северо-Западного Кав­каза в XIX в.: процессы трансформации и дифференциации адыгского общества. - Нальчик: ГП КБР РПК, Издательский центр «Эль-фа», 2007. - 304 с.
26. Чочиев Г.В. Северокавказские (черкесские) организа­ции в Турции (1908-1923 гг.). - Владикавказ: ИПО СОИГСИ, 2009.-205 с.
27. Кушхабиев А.В. Очерки истории зарубежной черкес­ской диаспоры. - Нальчик: Эль-Фа, 2007. - 320 с.
28. Российский геноцид народов Северного Кавказа в докумен­тах кавказского национально-освободительного движения в годы Первой мировой войны (1914-1918). URL: http://kavkasia.net/Russia/ article/12S6946125.php (дата обращения 16.07.2011).
29. Авакян А. Черкесский фактор в Османской империи и Турции (вторая половина XIX-первая четверть XX вв.). - Ере­ван: Издательство «Гитутюн» НАН РА. 2001. - 421 с.
30. Kosok P. Revolution and Sovietization in the North Cau-casus//Caucasian Review. - 1955.-№. 1.
31. Хлынина Т.П. Становление советской национальной го­сударственности у народов Северного Кавказа. 1917-1937 гг.: про­блемы историографии. - М.: Издательство МГОУ, 2003. - 268 с.
32. Национально-государственное строительство в Рос­сийской Федерации: Северный Кавказ (1917-1941 гг.). - Май­коп: Издательство «Меоты», 1995. - 286 с.
33. Исторический очерк о горских народах Кавказа в пе­риод мировой войны. - Нальчик: КБИГИ Правительства КБР и КБНЦРАН, 2006.- 132 с.
34. Бурнацева Р. Черкесский вопрос: новое воплощение этнического национализма в России // Центр политических тех­нологий nOJMTKOM.RU. Информационный сайт политических комментариев. URL: http://www.poliicom.rn/l 167 3.html (дата об­ращения: 27.09.2011).
35. Ozgur Е. The Norlh Caucasian and Abkhazian Diasporas; Their Lobbying Activities in Turkey // Caucasus Studies: Migration. Society and Language. Papers from the Conference, November 28-30 2008, Malme University. - Holmbergs. Malme. 2011. - 169 p.
36. Маркедонов СМ. С историей наперевес. Черкесский вопрос между Россией и Грузией // Россия в глобальной поли­тике. URL: http://glohalaffairs.rii/niimher/S-istoriei-napereves-
15288 (дата обращения: 27.09.201 1).
37. МЧА (1991-201 1): Сборник документов и материалов/ Выявление, составление, предисловие К.Ф. Дзамихова. - Наль­чик: ООО «Тетраграф». 2011. - 464 с.
38. Берзегов М. Черкесский конгресс // CIRCASSIAN GENOCIDE. URL: http://www.circassiangenocide.org/tree/44/ (пата обращения: 27.09.2011).
39. Нефляшева Н. Сочи, черкесское национальное движение и Олимпиада 2014 года // URL: http://kavpolit.com/cherkesskoe-nacionaboe-dvizhenie-vnutrirossijskij-i-mezhdunarodnyj-kontekst-obshhie-podxody/ (дата обращения 30.05.2012).
40. Беслени ЗА. Черкесский национализм и Интернет. URL: http://www.e1ol.rn/main/index.php?option=com_contentAtask=view&id
= 1795<emid=l (дата обращения: 14.10.2011).
41. Кушхабиев А.В. Проблемы становления и политиза­ции деятельности черкесских общественных организаций в Турции // Известия КБНЦ РАН. - 2012. - № 2 (46).
42. Всемирный комитет солидарности с Республикой Адыгея (SWA) URL: http://advgea.narod.ru/analitic/swa.htm (дата обращения 09.08.2012).
38. Берзегов М. Черкесский конгресс // CIRCASSIAN GENOCIDE. URL: http://www.circassiangenocide.orc/tree/44/ (дата обращения: 27.09.201 1).
43. Маркедонов СМ. Черкесский вопрос между Россией и Гру­зией// Россия в глобальной политике. URL: http://gloha1arFairs.ru/ mim-Ьег/ S-istoriei- napereves-15288 (дата обращения: 27.09.2011).
44. Черкесы провели акции протеста в США и Турции // URL: htA://www .e1ot.nl/mflin/index .php?option= Am_conlenl&lask=vtew&id=350 (дата обращения 15.08.2012).
45. Мнение: Объединенная Черкесия даст толчок развитию народа. URL: http://www.elot.ru/main/index.php?option=c om_content& task=view&id=980<emid=92 (дата обращения 08.08.2012).
46. Шухов 3. Объединительный процесс черкесов (адыгов) сдвинулся с мертвой точки // Elot.ru Circassian cite. URL: hltp://www.elot.ru/main/index.php?oplion=com conlent.&task=view-&id= 1001 &Itemid=92 (дата обращения 08.08.2012).
47. Иванов П.М. Северный Кавказ: «партия войны» и ин­тересы России - Нальчик: КБНЦ РАН, 1997. - С. 212-213.
48. Иванов П.М. Доклад на форуме «Общественно-политическая ситуация в Кабардино-Балкарской Республике и актуальные проблемы кабардинского (адыгского) народа*, г. Нальчик, 4 апреля 2009 г. - Нальчик, 2009. - С. 10-11.
49. Declaration of No Sochi 2014 Committee. URL: http://www- nosochi?014 com/campaien/decleration-ot-no-sochi-2014-committee.php (дата обращения 15.08.2012).
50. Бондаренко M. Адыги испугались слияния с Кубанью // Сайт Юг России. Инфо. URL: http://southru.info/l 148148042-tak-reshil-chrezvychajjnyii-sezd-cherkesskogo.html (дата обращения 08.08.2012).
51. Нефляшева Н. Где кровь черкесская текла... // Блог-пост Daniel Chadaev. Дневниковые записи. URL: http://danielchadaev.blogspoi.com/ (дата обращения 22.08.2012)
52. «Адыгэ Хасэ» Адыгеи поддержало идею объединения черкесов в единый регион // Кавказский узел. URL: http://www.ni.kavkaz-uzel.ru/articles/145993/7tull page=true (дата обращения 17.08.2012).
53. Гукемухов М. Черкесам нужен свой субъект // PRFSSMON.COM Архив прессы онлайн. Российские, европей­ские, американские и латиноамериканские СМИ. URL: hit р://www-, pre^s nion.com/cci-hin/press_view-.cg i7id~lS63433 (дата обращения 08.08.2012).
54. Мурат Берзегов: Мы как народ являемся субъектом международного права, на которое и опираемся // URL: http://www.e1ot.ru/maiii/index.php?option=coni content.&task=view
&id=l 1l0&llemid=5 (дата обращения 08.11.2011).
55. Баранов А.В. Этнополитическая мобилизация черкес­ского движения в условиях подготовки к зимней Олимпиаде 2014 г. // Зимние Олимпийские игры-2014 в Сочи в фокусе ин­формационных атак: сборник научных статей / отв. ред. В.В. Черноус // Южнороссийское обозрение Центра системных ре­гиональных исследований и прогнозирования ИППК ЮФУ и ИСПИ РАН. - Вып. 69. - М.-Ростов-на-Дону: Социально-гуманитарные знания. 2011.- С. 25-26.
56. Декларация самоопределения и государственности ав­тохтонного коренного черкесского народа: нации в изгнании // Сайт Кавказский узел. URL: hi t р://www. kav ka 7-u/el rii/articles/196173/ (дата обращения 16.12.2011).
57. Zhemukhov S. Russia's victory could turn into defeat if it con­tinues its neo-colonial policy. URL: http://www-.circassianw-or1d.cnm/ new/analysis/l583-russias-victory-could-turn-iiss-iv-zhemukhov.html (date of access 30.07.2011).
58. Хаиндрава И. Кавказский дом по тбилисскому проек­ту. Каковы цели политики Грузии на Северном Кавказе. URL: http://www.kavkazoved.info/news/20l2/02/25/kavkazskii-dom-po-tbilisskomu-proektu.-kakovy-celi-politiki-gruzii-na-severnom-kavkaze.html (дата обращения 23.03.2012).
59. Рябцев В. Хватит ли у Грузии и ее заокеанского патрона сил и средств, чтобы добиться бойкота или даже сорвать Олимпиаду в Сочи? (статья первая). URL: hup://w\vw.kavkazoved.info/news/2011/1 l/17/hvalit-li-u-gruzii-usa-sil-chtoby-sorval-olimpiadu-v-sochi-i.html (дата обращения 23.03.2012).
60. The Circassian Tool, by Sergey Markedonov. URL: http://www.circassianworldcom/new/headlines/l574-the-circassian-tool-by-sergey-markedonov.hlml (date of access 27.05.2012).
61. Маркедонов С. «Черкесский вопрос» и формирование нового статус-кво на Кавказе // Независимая информационно-аналитическая международная армянская газета «НОЕВ КОВ­ЧЕГ». URL: hllp://www.noev-kovcheg.rn/mag/?01 l-11/?60Q.htm1 (дата обращения: 27.09.2011).
62. Mikheil Saakashvili addressed the participant of Munich secu­rity conference. URL: http://www.president.gov.ge/en/PressOlTice/ News?p=7327&i=l (дата обращения 19.08.2012)
63. Чухуа M. Геноцид черкесов - история проблемы, хроника событий, научное заключение. Исторический веб-сайт народов Кавка­за. URL: htlp://www.caiicasiishislory.com/inde\.php?act=newsAid=56l
64. Inal-lpa A. The Circassian question and Abkhazia: his­torical factors and contemporary challenges. URL: http://abkha7world.com /articles/analysis/S63-the-circassian-qiiestion-and-abkhazia-by-arda-inal-ipa.html (date ofaccess 24.05.2012).
65. Черкесов: Создание Совета черкесских организаций - пер­вый шаг к единой организации адыгов в России // Адыги.ги Инфор­мационный портал. URL: http://advgi.ru/edelvevs/5967-cherkesov-sozdanie-soveta-cherkesskix-organizacij-pervyj-shag-k-edinoj-organizacii-adygov-v-rossii.html (дата обращения 20.08.2012).
66. Парламенту Грузии. От членов Совета Черкесских обще­ственных организаций Российской Федерации. Благодарственное письмо. // Natpress.net. URL: http://la7are.rn/i ndex?php'.'option = com_content&task=view&id= l2S69&pop= 1 &page=459& ltemid=9 (да­та обращения 15.OS.2012).
67. Эксперт: черкесское движение может найти новые ориенти­ры // ИА REGNUM. URL: http:/Avww regnum ni/newVpoHi/l543340.html (дата обращения 16.09.2012).
68. Жемухов С. Черкесский вопрос - репортаж из Турции. URL: htt p://www. natoress.ru/index .р hp? newsid= 7 594 (дата обра­щения 30.05.2012).
69. Жемухов С. Влияние арабских революций на черкес­ский мир. URL: http://natpress.net/indexphp''newsid=7421 (дата обращения 03.09.2012).
70. Экстренное заседание Совета черкесских организаций России // Circassian site Elot.ru. URL: http://www.elot.ru/main/ in­dex. php?option=com_content&task=view&id=267 3& Item (дата обращения 09.09.2012).
71. Боров A.X. Современные адыги: культурно-цивилиза-ционные альтернативы и политический выбор (выступление на «круглом столе- «Абхазы и адыги на Кавказе: настоящее и бу­дущее», Сухум, 11 июня 2009 г.) // Исторический вестник. -Нальчик: Изд-во ИГИ Правительства КБР и КБНЦ РАН, 2009. -Вып. VIII.-С. 25-30.
72. Karadas Y. 21st Century is the last opportunity for Circassians. Circassianworld. URL: http://www.circassianworld.com/new/general/1497-21 st-centary-is-the-last-opportunity-for-circassians.html (date of access 18.08.2010).


Оставить комментарий

    • bowtiesmilelaughingblushsmileyrelaxedsmirk
      heart_eyeskissing_heartkissing_closed_eyesflushedrelievedsatisfiedgrin
      winkstuck_out_tongue_winking_eyestuck_out_tongue_closed_eyesgrinningkissingstuck_out_tonguesleeping
      worriedfrowninganguishedopen_mouthgrimacingconfusedhushed
      expressionlessunamusedsweat_smilesweatdisappointed_relievedwearypensive
      disappointedconfoundedfearfulcold_sweatperseverecrysob
      joyastonishedscreamtired_faceangryragetriumph
      sleepyyummasksunglassesdizzy_faceimpsmiling_imp
      neutral_faceno_mouthinnocent
Кликните на изображение чтобы обновить код, если он неразборчив
Обращение Президента Российской Федерации Б.Н. Ельцина к народам Кавказа 18 мая 1994 года 12:29 Пятница 0 6 218 Обращение Президента Российской Федерации Б.Н. Ельцина к народам Кавказа 18 мая 1994 года Обращение Президента Российской Федерации Б.Н. Ельцина к народам Кавказа Уважаемые соотечественники! События более чем вековой давности возвращают нас к далеким годам, когда в борьбе за Кавказ
Куда делся кавказский обычай не хвалить своих собственных детей? 10:45 Понедельник 0 2 353 Куда делся кавказский обычай не хвалить своих собственных детей? Когда-то на всем Кавказе действовал жесткий запрет на похвалу своих детей. Я помню тех аульских стариков, которые замолкали и поджимали губы, когда кто-то начинал хвалить их сыновей. Они никогда не
Делова Л. А. : К вопросу о миграционных процессах в Республике Адыгея 09:22 Суббота 0 2 153 Делова Л. А. : К вопросу о миграционных процессах в Республике Адыгея Распад Советского Союза и последующая трансформация социально-экономической жизни в Российской Федерации привели к резкому изменению демографической ситуации и новой волне миграции на всей территории