ПОЛЯКИ В ЧЕРКЕСИИ

Чайковский не ограничился этим введением поляков в французский дипломатический корпус,- он занялся созданием федерации всех враждебных нам элементов, начиная с черкесов.
Черкесы издревна были в тех же отношениях к Турции, как поляки к Франции. Улицы Петрограда вечно кишели горцами, князья их ездили в Цареград, как в Париж, учились там мусульманству, собирали там политические новости и заискивали покровительства дивана. Чайковский сошёлся с ними, растолковал, что поляки их естественные союзники и стал посылать в горы своих агентов. Трудно было дикарям понять разницу между Урусъ и Лехли: пленных они одинакова обращали в рабство, не разбирая их происхождения и разницы между православными и католиками, и лучший из агентов Чайковского, знаменитый Le Noir (не помню его настоящего имени), был ранен в горах каким-то армянином, вероятно хотевшим его ограбить, - по словам же Чайковского, подосланным русским. Но наущение турок и обещание помощи поляками всё таки поддерживали в горцах надежду отстоять себя от нас; изредка им посылалось оружие, складчины делились в их пользу... мало по мало связь эта так окрепла, что, если не ошибаюсь, в 1848 году, черкесы посылали адрес за адресом к князю Адаму Чарторыйскому с просьбой или самому сделаться их султаном или дать им в султаны кого нибудь из своих сыновей. Эти адресы, ровно как и пропасть других, я сам видел в архиве Hotel Lambert. Но Чарторыйский мало ценил связь с черкесами, не дал им султана и - что может быть его величайшая ошибка - не отправил на Кавказ ни легионеров 1833, ни корпус Бема 1849 года. Почему все эти выходцы попали в Алжир, а не на Кавказ? - Я не знаю, и ни кто не мог мне объяснить. Иорданъ,Чайковский, Костельский (Северьян-паша), Михаловский, Жуковский, Косиловский и прочие поляки, коротко знакомые с ходом цареградских предприятий, как-то глухо отзываются, что в Париже мало верили в пользу и в практичность поддержки Кавказа. В крымскую войну, как поляки не настаивали, чтобы союзники заняли горы, их не послушали. Экспедиция Лапинскаго тоже не принесла толку, как по своей малочисленности, так и по желанию участвовавших в ней венгерцев, подслужиться русским сдачею им гор...
Чайковский не разошёлся с Hotel Lambert; Костельский, оказался почему-то не способным к службе - и Владислав Иорданъ сделался представителем польских интересов. Человек самолюбивый, мстительный, интриганы по склонности - словом польский выходец, заматеревший в сплетнях и в дрязгах, он оказался на половину не способным ни к чему серьезному и навлёк на себя ненависть цареградских поляков, с которыми обходился с высоты своего дипломатического величия. Но с черкесами ему удалось сойтись, может быть потому, что он имел мало личных столкновений с ними. Князья черноморских племён бывали у него часто, и ему удалось убедить их в необходимости союза между собой. Из убыхов, абазехов, абазы, натухайцев, шапсугов..., из семи племён этого берега было предложено составить федерацию по образцу швейцарской, и для этого даже конституция швейцарская была переведена на турецкий, в руководство будущим федералистам!!!
Дело в прочем не клеилось. Горские князья вечно интриговали друг против друга, а будущие кантоны резались напропалую из-за всяких пустяков. Но, тем не менее, уже начинало проникать в массы создание пользы союза, для которого да же и герб был сочинён, три белых стрелы и семь звёзд на зелёном поле, что выходило очень красиво и во время подстанция уже присоединялось к польскому орлу, литовскому всаднику и украинскому Михаилу архангелу в знак союза двух утесняемых нами народностей.
Во время демонстраций, которые, очевидно, вели к восстанию, Иорданъ стал энергичнее вести дело. Он придумал отдать черкесское дело на суд Европы и ввязать нас в неприятности с Англией, рассчитывая, что Англия не упустит занять горы, эту естественную нашу крепость, и затеять с нами войну. Известно, чем окончилось поднесение его prot?g?s адреса королеве Виктории, - в парламенте пошумели, в газетах поговорили и черкесский вопрос забылся в Европе. Но на Кавказе он произвёл впечатление: наши войска стали действовать решительнее и, весной 1863 года, все, интересовавшиеся в Цереграде политикой, сходились в редакцию либеральной ( и поэтому антирусской) газеты Courrier d'Orient, смотреть записки, прибитые гвоздями к груди повешенных черкесских стариков, по взятии какого-то аула. На этих окровавленных лоскутах было написано: "отправляйтесь к английской королеве". Криков и ужасов было много, особенно со стороны французов, которые, au nom de la civilisation, то же самое, даже и почище, делали в Алжире - и я тогда же понял, что Иорданъ заслуживает Станислава на шею от нашего правительства за то, что понудил нас ускорит покорение Кавказа. Летом того-же 1863 года он отправил на Кавказ экспедицию из поляков и французов, нелепейшем образом составленную, , но стоявшую огромных денег. Предводителем её был полковник Превлодский (Przewlocki), а секретарём его некто Сливовский, впоследствии сделавшийся моим приятелем. Он теперь в Молдавии и пишет для меня рассказ о похождениях их партии в горах. Если я буду иметь возможность, я доставлю и его исповедь правительству; - она то же пояснит быт политических трущоб, в которые высокопоставленные лица даже и возможности не имеют заглядывать.
Перейду к моим сношениям с горцами. Иорданъ познакомил меня, вскоре по приезде моём в Цареград, с Исамаил-беем, сыном некогда знаменитого Сеферъ-паши, добрым, но очень глупым малым, жалким потомком славных отцов. Затем явились и депутаты, возившие адрес королеве Виктории.
Идея адреса была мне не по вкусу. Я был федералист, и если признавал право горцев на независимость от нас, то ни как не мог согласиться на их подчинение Англии. Я это им прямо высказал, объясняя, что англичане не даром же, не для преграждения русских завоеваний, дадут им чаемую помощь. Оказалось, что они об этом и не подумали.
"Да как же нам быть" - толковали они - нас сгоняют с гор, а на наше место казаков переводят. И мы этого не хотим, и казаки не хотят, казаки да же бунтовать с нами собирались и предлагали в союз войти, что бы только не переселяться ни им, ни нам: они сами нас просят, что бы мы ни сходили с гор. Мы уже думали войти в союз с ними против русских, да у нас, у натухайцев, война была с убыхами, из-за пустяков - один убых украл корову у натухайца, натухаец убил его в драке - ну и пошло дело. А тем временем девять казацких генералов было в Сибирь сослано, а один расстрелян, так и остановилось.
Этот рассказ побудил в моей голове план помирить наши федералистские принципы с выгодами русского народа, а равно воспользоваться горами, для образования в них гнезда нашей агитации.
-"Послушайте - толковал я им - чем вам вязаться со всяким англичанами и французами, не выгоднее ли будет просто напросто сойтись с казаками и принять их в ваш союз, благо они сами этого хотят. Тогда и народу у вас горах стало бы больше, много русских и поляков перебралось бы к вам, завели-бы у вас станицы и стали бы вас защищать от нападений." И т.д.
Нелепость этого я скоро понял, но черкесы увлеклись этим и даже собирались предложить мне сделаться их султаном, если только я соглашусь на обрезание! Для этого они пошли советоваться с Иорданомъ - тот в ужас пришёл. "Да как же вы не понимаете, куда он ведёт вас? Сказал он им - ведь согласитесь вы на его предложение, Кавказ и без войны сделается русским: он вас подчинит вашим новым союзникам казакам, а русские станицы в горах будут вас держать в повиновении." - С этих пор отношения наши с Иорданомъ стали холоднее, но мы все таки виделись каждый день, и он не переставал мне расписывать своё влияние на черкесов.


Архив русской революции. Исповедь. Кельсиев.