Русский офицер БЕРЖЕ А. П. о укреплениях на черноморском побережье

Турция по Адрианопольскому трактату хотя и отказалась от территориальных прав своих на северо-восточный берег Черного моря, но втайне она не переставала поддерживать против нас религиозный фанатизм черкесских племен и в изобилии снабжать их порохом, железом, свинцом и другими припасами. Эти именно недружелюбные отношения к нам соседственной державы вызвали мысль о возведении вдоль восточного берега Черного моря целого ряда укреплений, с целью не только прекращения свободного сообщения с горцами, но и уничтожения торговли черкесскими невольницами, так выгодно сбывавшимися на главных рынках мусульманского Востока. При назначении на Кавказ корпусным командиром генерала Головина (1837 — 1842), Черноморская береговая линия, можно сказать, только что возникала. Укрепление Новотроицкое было крайнею его точкою на северной оконечности, а укрепление Св. Духа на южной; все же пространство между этими пунктами оставалось открытым для Турции. В конце 1830-х годов были построены укрепления: Навагинское, Тенгинское, Головинское, Лазаревское, Вельяминовское, Михайловское и другие. Заменяя у нас так называемые camp retranche французов в Алжире, укрепления эти были ничто иное, как небольшие редуты, окруженные рвом и насыпным валом, за которым находились казармы, офицерские домики и церковь. Защита каждого из них была вверена двум, редко трем или четырем ротам, которые, при крайне неблагоприятных климатических условиях, почти никогда не находились в полном боевом составе. Сообщение между укреплениями происходило морем, на небольших гребных судах; о сухопутном же сообщении берегом нельзя было и помыслить, в виду неустройства дороги и большой опасности от горцев. При таких условиях становится понятною жизнь наших гарнизонов. Брошенные на глухой и пустынный берег моря, на котором располагали лишь ничтожным клочком земли в крайне тесных пределах возведенного на нем укрепления, они были обречены на самую тяжелую, полную тревог службу, без всякой надежды, в случае нужды, на какую либо помощь извне. Если к этому прибавить те еще моральные испытания, которым они подвергались вследствие постоянного опасения за жизнь от нередких в тех местах эпидемических болезней, или фанатизма горцев, а также дурную пищу и другие лишения, то нельзя не согласиться, что более безотрадного положения не могло бы придумать и самое пылкое воображение. С открытием навигации и с приходом нашей эскадры для снабжения укреплений свежими съестными припасами, гарнизоны несколько оживали, но эти мгновенные вспышки, с уходом судов в Севастополь и с наступлением зимних месяцев, еще сильнее давали им чувствовать всю безвыходность их положения в этих диких захолустьях морского побережья.
В боевых летописях Черноморской береговой линии в особенности памятен 1840-й год. Сильная смертность, от свирепствовавших там с осени 1839 года дизентерии и злокачественных лихорадок, до того ослабила наши гарнизоны, что они сделались вполне несостоятельными к обороне; о значительном же подкреплении извне нечего было думать. В горах еще того было хуже. Продолжавшиеся там несколько лет сряду неурожаи подготовили между черкесскими племенами небывалый до того голод, произведший между ними всеобщее восстание. В этих стесненных обстоятельствах, почетнейшие и более влиятельные лица из шапсугов, убыхов и джигетов на общей сходке постановили воспользоваться продовольственными запасами в наших приморских укреплениях, которыми и решились овладеть открытой силой. Осуществление этого предприятия не могло представить им особых затруднений, так как они зорко следили за всем происходившим в укреплениях и всегда получали самые верные сведения о положении наших гарнизонов от поляков-перебежчиков.