Бои под Абадзехской

«Командиру 321-го гвардейского минометного дивизиона «катюш» из 67 гвардейского минометного полка Ставки Верховного Главнокомандования гвардии капитану Р.И. Кацу, начальнику штаба Ширкевичу и комиссару полка Н.А. Новаковскому и в эту ночь не пришлось сомкнуть глаз. Вместе с командирами батарей гвардии лейтенантами Завахиным и Кадышевым, а также с Изельсоном и Строковым, они все глубже анализировали сложившуюся обстановку. Приказ должен быть выполнен - не дать возможность противнику перерезать нашим частям выход в горы, к Туапсе, не дать возможность их пленить или уничтожить.

Кац поднялся. Его высокая, тонкая, гибкая фигура, перетянутая кавалерийской портупеей, как-то не увязывалась с тяжелым взглядом карих глаз под густыми черными бровями. Голос его был ровным и спокойным

- Начарт, да и весь Комитет обороны города Майкопа помог нам четырьмя автомашинами (тремя ЗИС-5 и одной ГАЗ-АА). Из стен мастерских механического техникума вышло пять боевых машин БМ-13. Боеприпасы с нами, - резко повернулся, - Бой! Упреждающий! Уверен, что каждая ракета накроет цель!

Командованию было известно, что немецкий десант отрезал полковые тылы за мостом реки Белой. Остались ЗИС-5, «форд» и трехтонка с кухней управления полка. От врага смогли уйти командир взвода управления И.М. Савельев с раненым в ногу заместителем политрука Туленковым.

Неспокойные сведения поступают со стороны Новосвободной.

... В два часа ночи 10 августа 1942 года нас тихо и неожиданно вывели из Абадзехской на левый берег реки Белой. Машины и люди как - бы растворились в темном лесу напротив станицы.

Рассвет стал давать о себе знать сначала робким и одиноким, а затем голосистым и дружным пением птиц. От гармонии лесных запахов ощущение мира и покоя разливалось по всему телу.

Я лежал на спине и смотрел, как постепенно угасают звезды, покусывал ветку можжевельника. Немного знобило от горной утренней прохлады. За последний год, находясь в должности начальника штаба истребительного батальона в прифронтовой зоне, недалеко от Ростова, я постоянно был начеку, собран, в любое время был готов к действию, а сейчас приятная истома приковала меня к земле. Я распластался на листьях и, видимо, задремал с веткой в зубах.

- Товарищ! - кто-то дернул за ветку, и я мгновенно вскочил с хрустевшей на зубах живой лесной молодью.

Передо мною стоял хорошо видимый в утреннем рассвете высокий, стройный с хорошо заправленной под ремень гимнастеркой старшина с четырьмя треугольниками в петлицах, с красиво сидящей на голове фуражкой, видимо, кадровый военный. Смуглость и природные черты лица придавали ему особую мужскую привлекательность. Я запомнил его как старину - бурята.

- Вы знакомы с «Максимом»?

- Да-а! - И я понял, что наше своеобразное знакомство состоялось.

- Вас назначили ко мне вторым номером. Следуйте за мной!

Мимо нас тихо прошли, пофыркивая, тяжело переваливаясь, машины «остинг» с установленными на направляющих ракетами и остановились в кустарнике ближе к левому краю опушки леса. Мы облюбовали свое пулеметное гнездо метрах в 50-ти правее их с пригорком для укрытия и хорошим для маскировки кустарником.

Вернулись к опушке. Старшина подвел к своему хозяйству: новенькому «Максиму» и множеству к нему набитых пулеметных лент в металлических коробках.

- Поднесете восемь, - а сам взял за станину пулемет - и к огневой.

Не мешкая, я стал подносить коробки с лентами, а первый номер готовил к бою свой пулемет. Подключился и я, выравнивая ленты, которые тут же заглатывались в приемник и превращались то в длинные, то в короткие очереди в сторону дороги, ведущей из Майкопа в Абадзехскую.

Блеснули первые лучи утреннего солнца. Мы, как по команде, повернули головы влево, где выстроились «катюши». Высветились кроваво-красными направляющие, а ракеты -строгим серебристо-серым цветом.

Притихли птицы, прекратили свою вечную возню полевки, даже ни один лист не шелохнулся на дереве. Будто все притаилось от какого-то недоброго предчувствия. В душу вползла змейкой непрошенная тревога.

Появился слабый еле уловимый вибрирующий звук, вскоре превратившийся в шум двигателей немецкого самолета.

Первый номер посмотрел на часы:

- 6:00. Точен, как всегда «старшина фронта». Так наши воины прозвали двухфюзеляжный самолет-разведчик «Фоке-Вульф 189».

Я внимательно наблюдаю за самолетом, замечаю, что и старшина не отрывает от него глаз.

- Бомбы!!! - воскликнули одновременно.

Бесшумно отделились от самолета четыре точечки и с нежным свистом, переходящим в злобный душераздирающий вой, устремились к земле.

Опытный воин уже раньше понял, в чем дело. Сильные руки старшины прижали мою правую руку к станине, левой я инстинктивно схватил коробку и, уже в стремительном беге услышал команду: «К лесу!»

В это время яркие вспышки многих солнц, металлический с завыванием скрежет, дым, пыль - кометы «катюш» ушли к входящей в Абадзехскую колонне противника.

Мы с разбегу плюхнулись между корнями толстого дерева, доверив им свои незащищенные головы. На всех, кто в это время был невдалеке, в лесу посыпались увесистые комья земли, сломанные сучья. Песок хрустел во рту, а листья еще долго кружились между деревьями.

Мне надо было забрать остальные пулеметные ленты.

Побежал к пулеметному гнезду и остановился как вкопанный: передо мной, у моих ног, дымящаяся воронка от бомбы, а в отделении валялась только одна искореженная взрывом коробка с развернутой пулеметной лентой.

«Катюши» не пострадали и после залпа уходили на запасные огневые позиции, обстреливаемые минометами противника.

История 67 гвардейского минометного полка доносит до наших дней о потерях противника, нанесенных 321 ГМД: «... 30 автоматчиков убиты, сгоревшие автомашины и подбитые танки. После производства залпа огневая позиция подверглась бомбежке.и минометному обстрелу. Потерь и повреждений не было»

Кто не успел уехать на машинах, рассредоточились, и короткими перебежками уходили через большую поляну на виду у немцев. Минометный огонь прижимал нас к земле, но бывалые воины сами не ложились на землю и другим не позволяли. Оказывается, немцы стреляли «лягушками» - минами, которые, касаясь земли, подпрыгивали и поражали в основном залегшую живую силу.

Мы сдерживали врага, рвавшегося в обход Майкопа и пытавшегося устроить в горах нашим отступающим частям 12-й и 18-й армии кровавую бойню. Мы знали, что нам верят, на нас надеются, о нас помнят, с нами держат связь. Вот и сейчас на самолете По-2 прилетел офицер связи из штаба Северо-Кавказского фронта с пакетом к полковнику Следову. Не успели мы принять и увести офицера связи и пилота от самолета, как в него попала немецкая мина, и он стал дымить.

Однако люди живы, пакет цел; приказ дошел до адресата...

В 7 часов 10 августа я получаю новое приказание: вести наблюдение за противником с отдельного У-образного дерева, расположенного в 20 метрах от опушки леса. Это был полковой наблюдательный пункт.

В стереотрубу, тем более с насадкой, хорошо было видно, как повзводно входила колонна фашистов. Враги скрывались за высоким дощатым сараем, видимо предназначенным для сушки табака. Сарай находился при входе в станицу со стороны Севастопольской. За это укрытие по моим подсчетам зашло более 180 немцев, подходил еще взвод.

Никакой вражеской техники пока обнаружено не было. Правда, появилась пятнистая легковая машина «Опель» и, поднимая клубы пыли, остановилась у небольшого кирпичного дома в центре станицы. Фрицы начали хозяйничать: выбежала, подталкиваемая в спину автоматом, хозяйка из своего дома с узелком и девочкой, стали разлетаться всполошенные куры, некоторые из них, уже обезглавленные, трепыхались на земле. Из курятника кошачьей походкой выполз с бульдожьим оскалом оккупант, бережно неся на вытянутых руках пилотку с куриными яйцами.

В одиночку и небольшими группами тянулись в лес, в горы жители станицы со своими скудными пожитками и с самими беззащитными от войны, такими бесконечно родными комочками на руках, у которых одна забота - тянуться к теплу материнской груди, пока мать осталась еще в живых.

«Опель» быстро ушел, появился мотоцикл с коляской. Началось движение к дому и обратно. Подумалось: «Штаб, а ведут себя так открыто и нагло, а главное - безнаказанно» Немецкие минометы вели в нашу сторону методический, но бесприцельный огонь. Жужжали шмелями осколки, впиваясь в стволы, срезая ветки. Внизу у У-образного дерева, где устроился наблюдатель за метровым комлем, окапывался связист Николай, через которого я немедленно передавал разведанное в штаб.

Капитан, командир артиллерийского дивизиона 76 мм пушек, находился недалеко от НП. Мои доклады он, видимо, хорошо слышал и не выдержал:

- Сможете прокорректировать мой огонь?

Я дал согласие.

- Следите за моим снарядом, - и дал команду на огонь первому орудию.

Я услышал сзади себя какой-то странный выстрел-взрыв. Как оказалось, недалеко от огневых позиций снаряд зацепился за верхушку дерева и взорвался.

Второй снаряд с шелестом ушел в сторону противника и дал о себе знать эхом взрыва и поднимающимися над лесом клубами пыли и дыма. Передал капитану поправку.

Третий снаряд разорвался в центре сарая.

- Есть прямое попадание!

- Батарея.. .шесть снарядов.. .беглым.. .Огонь! - слышу четкую команду.

Сначала я не понял, что происходит с сараем. Он как-то странно зашевелился, прошла по нему волна, вздыбились доски и бревна, пыль, дым.. .Длинный дощатый сарай стал оседать от прямых попаданий. Цель была накрыта!

От вида такого зрелища, я не выдержал и совсем по-мальчишески закричал: «Ура-А-А!»

Командир дивизиона решил, видимо, лично проверить результаты своей работы, подполз, взобрался на дерево к стереотрубе.

- Да, хорошо мы их, - и взгляд на меня.

- Сколько тебе (именно «тебе») лет?

- Семнадцать!

- Покажи штаб.

Я навел на него перекрестие стереотрубы.

- Ну что, попробуем и его уничтожить?

Я с радостью согласился корректировать огонь и по штабу. Пять снарядов было выпущено по нему, а дом так и остался стоять целехоньким.

Однако в Абадзехской не стало замечаться движение противника.

Каково же было мое удивление, когда более, чем через 30 лет после того памятного для меня дня боец-радист Тульского партизанского отряда «За Сталина», член Совета военнонаучного общества при гарнизонном Доме офицеров И.Я. Виляховский спросил меня: «Почему Вы прекратили огонь по штабу противника».

Я стал объяснять ему, что огонь прекратил не я, а артиллерист, никакого отношения к нашей части не имеющий, и что для поражения точечной цели необходимо было выпустить больше снарядов, а их неоткуда взять у отступающих частей... .Да, может быть, и молодость моя не внушала полного доверия.

- Прямого попадания ведь не было, - наконец выдохнул я.

- Было!

- ???

Снаряд пробил крышу и полок, но не взорвался. У меня есть свидетельство нашего партизана.

Да, мне не составляло большого труда обнаружить штаб противника, труднее казалось его уничтожить.

Но, вернемся к событиям того дня.

Багряное солнце катилось к закату. В знойной тиши уходящего дня был отчетливо слышен треск приближающихся мотоциклов. Пыль длинным шлейфом клубится по ту сторону лесополосы. Три мотоциклиста с колясками вывернули в прогалину и остановились метрах в 120 от НП. Из коляски выпрыгнул офицер, расставили ноги, приложил к глазам бинокль. Через мгновение стереотруба и бинокль в упор разглядывали друг друга. Короткая гортанная команда и с мотоцикла был снят и установлен на длинные сошники пулемет МГ. Вражеский разведчик, сидя, припал к прицепу. «Знакомство» прервала пулеметная дробь по дереву. Посыпались на землю щепки и листья, а вместе с ними слетел и наблюдатель.

Не приятное это чувство оказаться перед врагом безоружным. Я стал уползать от дерева подальше. Волосы завихрились на затылке. Перевернулся на спину. Пулеметчик оказался опытным, бил точно. Трассирующие пули очередями летели казалось в мои глаза и их горячее дыхание ощущалось в сантиметре от черепа. Мгновение - и я перекатился под прикрытие толстого основания дерева. Взял у связиста полуавтоматическую винтовку СВТ и из раздвоенного ствола дерева произвел три выстрела. Два лазутчика были убиты, один ранен. Оставив мотоцикл и убитых, подобрав раненного, фашисты ретировались восвояси.

Так вот, обнаружив и обстреляв наш наблюдательный пункт, фашисты стремились на доклад к своему начальству. А мне надо было уже уходить. Вечерело. Видимость ухудшалась. Вокруг зловещая тишина. Она даже не нарушалась командами занять круговую оборону. Никаких следов противника. Щемило на душе: как же я мог проворонить технику врага, не обнаружить ее. Вновь взбираюсь на дерево к стереотрубе. В последний раз вглядываюсь в более или менее подозрительные предметы. И вдруг! На правом фланге, вдали от ориентиров между Абадзехской и Каменномостской в вечерней мгле просматривается у реки Белой скопление гитлеровцев, очевидно, готовившихся к переправе. Там были легкие танки, повозки, шестиствольные минометы.

Докладываю в штаб полка и сворачиваю НП.

Через время черную южную ночь со скрежетом прочертили огненные стрелы: залп батареей «катюш» по переправе. Уже второй залп в горах Северного Кавказа.

Утром 11 августа гвардии майор Ф.Я. Середняк, в то время командовавший полком, вместе с разведчиками и представителем Опергруппы гвардейских минометных частей Северо-Кавказского фронта побывали в эпицентре залпа. Их взору предстала отрадная картина: еще чадящие чернокрестные танки, обгоревшие тягачи с прицепленными к ним орудиями, разбросанные трупы лошадей и фрицев, искореженные «Ванюши» -(шестиствольные немецкие минометы).

- Чисто сработали гвардейцы, - было единодушное мнение начальства.

А солдатская молва дала свою оценку:

- «Катюша»... накрыла «Ванюшу».

Скупые же строки истории родного 67 гвардейского минометного полка повествуют: «В результате залпа уничтожены - батарея шестиствольных минометов, минометная батарея, до 20 машин, штаб батальона и до двух рот пехоты».

Вот так, штаб все-таки уничтожен, но данные по обнаруженной цели были подготовлены уже более опытным воином - комбатом В.П. Захавиным из 321 дивизиона гвардии капитана Р.И. Каца. Оба они живы; один работает в Москве, другой - в Ленинграде.

Таким образом, нашим отступающим частям было продлено время для отступления через Майкоп к Туапсе еще на два дня.

Наши части продолжали отходить по горным дорогам, а еще по бездорожью через Безводную, Гунайку, Шаумян к Туапсе. Фашистские стервятники злобствовали, постоянно выискивая нас, наносили по нам массированные бобовые удары. Не скрою, порою было очень нелегко. Но, пожалуй, менее уютно чувствовали себя гитлеровцы. Их войска, транспорт и боевая техника вынуждены были проходить по узким ущельям, создавая хорошие цели для наших «катюш». Здесь потери фашистов неизмеримо возросли.

А наш 321 ГМД командование фронта считало пропавшим. Трудный его выход к Туапсе украшает героическую страницу славной истории 67 ГМП Резерва Ставки Верховного Главнокомандования. А эта страница еще не раскрыта в боях за Туапсе, Новороссийск, Кубань и Адыгею.

Впереди были еще три долгих и трудных года воины с немецкими фашистами и японскими милитаристами. Но свой первый бой, свое боевое крещение я в подробностях помню и до сих пор».