В 1846 г. в г. Одессе вышел „Словарь русско-черкесский или адигский, с краткою грамматикою сего последнего языка" Л. Люлье. У Люлье имеются также статьи этнографического характера, посвященные описанию адыгейских племен, получившие высокую оценку у современников, занимавшихся вопросами кавказоведения. В „Записках Кавказского отдела императорского Русского географического общества" читаем об одной из статей Люлье, что она является „в высшей степени интересным сочинением, которое, по мнению помощника председательствующего в отделе Н. И. Карлгофа, должно быть почитаемо отделом за весьма важное для него и для науки приобретение, ибо в нем заключается результат не поверхностных, а многолетних личных изучений, дозволивших автору составить описание новое, оригинальное и едва ли не единственное в отношении к стране, близкое знакомство с которою, как известно, составляет и до сих пор одну из труднейших задач не только для частной любознательности, но даже и для правительства". Такая же высокая оценка дается этим статьям и П. К. Усларом: „Творение Беля и небольшие, но в высшей степени замечательные статьи г. Люлье, помещенные в IV книжке записок Кавказского отдела Географического общества, составляют единственные, положительные приобретения науки в отношении к этнографии черкесов и убыхов. Достоинство обоих авторов в особенности можно оценить, производя исследования на месте. Оба они изучали туземцев посреди исключительно благоприятных условий, которые едва ли могут повториться"3; „Этнографические труды его, к сожалению, весьма малочисленные, отличаются редкою и заслуживающею полного уважения добросовестностью".
Словарь Люлье, хотя и является первым лексиконом адыгейского языка и представляет для кавказоведов несомненно большой интерес, но он не смог стать в уровень с его этнографическими статьями даже в глазах современников автора. Академик Шёгрен довольно сдержанно приветствовал словарь как первую попытку изучения адыгейского языка: „Я с большим вниманием и любопытством прочел это сочинение и могу уверить, что оное как первый опыт заслуживает признательности и уважения". П. К. Услар отмечает, что Л. Люлье, хотя и хорошо знал адыгейский язык практически,но он, к сожалению, „...не приготовлен был к отчетливым лингвистическим исследованиям", что не могло не отразиться на словаре и краткой грамматике, которой снабжен словарь Люлье. Кроме того, Люлье являлся первым исследователем, взявшимся за непосредственное изучение адыгейского языка, так как он, если не учитывать отдельных отрывочных сообщений и замечаний отдельных путешественников, не имел предшественников в области изучения адыгейского языка и должен был „сам собою руководимый, можно сказать, собственным соображением, одною практикою, вникать в свойство языка и стараться оный применить к общим правилам грамматики". Понятно, „что, если составление всякого словаря сопряжено со многими недоразумениями и трудностями, то тем более составление первого словаря языка, не имеющего письменности", обладающего богатой и трудной фонетической системой,6 грамматическим строем, резко отличным от индоевропейских изученных систем, поставило перед неподготовленным исследователем ряд вопросов, которые не были удовлетворительно разрешены.