Аслан Шаззо: Этимология нартского имени «Шэбатыныкъо»

в свете исконных значений некоторых абхазо-адыгских фамилий

Одним из недостатков абхазо-адыгской этимологии в целом является то, что исследования по тому или иному слову прекращаются, как только обнаруживается какая-либо параллель или простое созвучие в языке народа, который более многочисленен, чем сегодня исторические черкесы. Слово автоматически зачисляется в разряд заимствований абхазо-адыгскими языками. То есть, никак не допускается мысль о том, что наши предки некогда могли быть и многочисленными, и самостоятельными настолько, чтобы оказывать влияние на языки других этносов.

Между тем существуют примеры, признанные, скажем, русскими лингвистами, которые свидетельствуют о влиянии на русский язык (точнее, на все восточнославянские языки) не просто проточеркесского языка, относящегося к хатто-хеттскому периоду, но даже современного его варианта. Так, слово «миша» и производное «мишка» (ласкательное от слова «медведь») считается заимствованием, образованным от черкесского «мышъэ» - «медведь».

В свете изложенного выше очень сильно не повезло нартскому имени Шэбатыныкъо.

Во-первых, этимология, предложенная в свое время нартоведом Аскером Гадагатлем, не удовлетворяет по ряду причин. Главный недостаток ее в том, что им сделана попытка трактовки значения с помощью сегодняшних норм произношение его составных частей и использования нынешнего их смысла. Исходя из этого первая значимая единица имени - «шэ» - переиначена в «щэ» - «стрела». Следующий слог «ба» (который, несмотря на свое безударное положение, произносится с «а») превращен в «бэ» – много». Затем «тын» – «дар» и «ыкъо» – «его сын». Таким образом получилось: «стрел много дарящего сын».

Из «щэ» в значении «пуля, стрела» - «шэ» в том же значении в адыгских языках вряд ли получится. Это может возникнуть лишь в результате регресса, обратного явления в фонетике. Для сравнения: древнее «сэ» - «нож» дает «щэ» - «стрела», «пуля» и «шъэжъый» - «ножик» с вариантом «щэжъый», где компонент «-жъый» выполняет функцию уменьшительного суффикса. Но «шэ» в этом ряду отсутствует.

Нужно учитывать и то, что слово «щэ» - «стрела» в нартские времена могло звучать только как «сэ», от чего оно, как показано выше и образовано в его нынешнем виде. Причем возникло это образование относительно недавно.

Во-вторых, не повезло имени Шэбатыныкъо из-за созвучия части «шэбат» с еврейским произнесением наименования дня недели – «суббота». Некоторые из лингвистов (устные высказывания) готовы принять эту версию образования имени Шэбатыныкъо. И тогда нартский герой обретает очертания некоего Субботы наподобие Пятницы при Робинзоне.

И все бы хорошо, но беда заключается в том, что других заимствований из еврейского в черкесском языке, кажется, не прослеживается. Видимо, контакты между этими народами были не слишком долгими и тесными. В истории таких периодов два – хатто-хеттский, малоазийский, в котором участвовал далеко не весь проточеркесский массив, и хазарский, когда в Восточноевропейской степи основало государство одно из колен израилевых. В обоих случаях для какждого из народов свой родной язык на тот период, скорей всего, не был основным.

Как бы то ни было, на сегодняшний день славное нартское имя Шэбатыныкъо, как, впрочем, и многие другие имена, остается темным, должным образом не исследованным. Рассмотрим в связи с этим некоторые другие огласовки данного имени. Может быть, они способны навести на более обоснованную трактовку.

Имя Шэбатыныкъо в 1891 году русским ученым Л.Лопатинским было зафиксировано в виде «Пщыбадыныкъо», где первая часть «пщы» означает «князь». Это обстоятельство наводит на мысль о неорганичности первого слога в данном имени (шэ), что вынудило сказителей того времени искать доступные объяснения в современном для них языковом материале. Однако нужно заметить, что слово «пщы» изначально там не могло фигурировать, поскольку в момент возникновения данного нартского имени князей еще не было. Верховодили тогда, видимо, пащэ – предводители.

В публикации, сделанной П.Тамбиевым в 1896 году, имя имеет несколько неожиданный вид – оно озвучено двумя составными частями – «Ещэ Бадыныкъо», где первую часть можно воспринимать родовым именем, а вторую – именем собственным. Впрочем, подобному делению нельзя удивляться, если помнить о том, что на кабардинской почве в нартском эпосе данное имя чаще встречается в виде Бадыныкъо. Это и дает нам право рассмотреть первую часть имени Шэбатыныкъо отдельно.

Коль скоро мы говорим об именах, пусть даже нартских, как бы литературных, естественным, наверное, было бы привлечь к исследованию абхазо-адыгские фамильные наименования, тем более, что некоторые из них своими корнями уходят в те временные пласты, когда наш народ создавал эпос. Первая часть рассматриваемого имени «Ещэ» (ше) в этом смысле, очевидно, должна быть сопоставлена с современной абазино-адыгской фамилией – Ешев, которая звучит на языках оригиналах так: Еш (Ешэ), Яш (Яшэ).

Слово [йэшэ] (дается в транскрипции) активно функционирует в современных адыгских языках и переводится «(он) ловит рыбу», реже «охотится». Корневая основа данного слова находит свою параллель в абазино-абхазских языках в форме «шуа», у которой обнаруживается та же семантика, связанная с охотой, с той лишь разницей, что вместо адыгского начального «йэ» абазино-абхазский вариант должен иметь перед своей основой – «йа», выполняющий ту же грамматическую и семантическую функции.

В связи с вышеизложенным не может не появиться определенного соблазна направить этимологические рассуждения в данном русле как наиболее простом. Однако не все, что просто, обязательно должно быть верным. Сомнения в правильности этого подхода обнаруживаются как только возникает потребность в получении ответа на вопрос: почему фамильное наименование имеет глагольную форму? Естественнее было бы встретить здесь именное слово, например, со значением «охотник» тем более, что такая фамилия (ШакIо) у адыгов встречается и является нередкой. И наоборот, поиск фамилий, облеченных в глагольную форму, представляется занятием малоперспективным.

Подсказку в разгадке смысла, видимо, нужно искать в семейном предании Ешевых. Они, как известно, живут в Адыгее в аулах Уляп и Егерухай, но являются выходцами из Карачаево-Черкесии, точнее, из ее абазинских районов. Поэтому необходимо сместиться из адыгского языкового поля в абазино-абхазское, в котором существует корневая основа «шьа», означающая «кровь», а главное, «брат», и на которую следует обратить внимание.

В адыгских языках «брат», как известно – «шы». И это «шы», если следовать логике, предложенной нашим сопоставлением, древнейшее заимствование адыгским из родственного абхазского языка. Адыгский вариант слова «брат» должен был быть образован от корневой основы «лъы» – «кровь».

Вполне допустимо, что для образования фамильного имени «Еш» корневую основу «шьа» предварял аффикс взаимности «аи», аналогичный по функции и значению адыгскому «зэ» - «зэш» - «собрат». Он, видимо, и перешел в современное «йэ», где звук «а» сократился, отождествленный с абхазским артиклем. А согласный звук «й» развил слышимый вслед за ним гласный «э» по закону открытого слога, который в большей степени характерен для адыгских языков в отличие от абхазского. Мягкий звук «шь» мог стать твердым «ш» под воздействием того же языкового закона, который обусловил переход абхазского «шьа» - «брат» в адыгский «шы» в том же значении.

Если все изложенное здесь верно, то мы вправе восстановить первоначальную форму: «аишьа», которая должна означать в абхазском языке то же, что и словоформа «зэш»-хэр в адыгском варианте - то есть, «собратья».

Итересно, что то же фамильное наименование встречается и в другом нартском имени – «Ящэм ыкъо Iащэмэз». Здесь, как можно видеть, в имени «Ящэ» иная огласовка рассматриваемой абхазской словоформы. Следует обратить в связи с этим внимание и на тот факт, что Яще, отец Ашемеза, по преданию имел шестерых братьев.

Следующая часть имени – «-батыныкъо» сопоставляется с известной адыгской фамилией Беданэкъо. От этой части прежде всего отчленяется конечное «-ыкъо» – «его сын». Нужно попутно заметить, что «къо» в те далекие времена применялось нашими предками не только в значении «сын». Так, в слове лъакъо – нога первый компонент «лъэ» уже означает ногу, а второй, знакомый нам – «къо» – переводится как «отросток, ответвление». То есть «къо», примененное в конце имени собственного приобретало следующий смысловой оттенок: носитель данного имени – мужского пола, и он является «отростком» мужского, патриархального рода.

Остающаяся часть имени сопоставима с современной адыгской фамилией Бат. Компонент «-батын-» необходимо сравнить также с такими нартскими именами как Лащын, Насрэн, Чэчан, Ордан и другими. Учет существования фамилии Бат как самостоятельной единицы и проекция с приведенного ряда нартских имен дает право на вычленение компонента «ын, эн, ан». Если руководствоваться выводами, сделанными в статье «Элементы археолингвистики в этимологии термина «нарт» (А.Ш), то компонент «ын, эн, ан» должен означать принадлежность человека к женскому, матриархальному роду.

Ведь матриархальные и патриархальные роды тогда могли существовать одновременно и даже по соседству, а суффиксы, с помощью которых образовывались имена собственные и вовсе не имели границ не только территориальных, но и временных, даже эпохальных.

Кстати, нартское имя Сэтэнай в связи со сказанным здесь следовало бы членить и трактовать иначе, чем это предложено А. Гадагатлем. Не «Сэ-тын-ай» – «меч дарящая», а «Сэт-ан-ай», где конечное «ай» – «великая», «ан» – «женщина» (точнее, человек) и «Сэт» – сообщество Сэт».

Центральной компонент рассматриваемого имени – «-бат-» – самый темный. Видимо, это тоже имя сообщества, похожее на то, которое следует видеть в нартском имени Сэтэнай.

И еще одно, что можно добавить к сказанному - это мнение известного в Адыгее 90-х годов прошлого столетия историка Русланида Куадже (устное высказывание) о компоненте «т» в подобных образованиях. Он приводил ряд примеров из имен народов как легендарных, так и исторических с конечным «т» («д») – нарт (нат), чырт, синд, ант, меот, сармат, керкет, джигет и т. д. – и утверждал, что данный компонент является древнейшим адыгским обозначением народа.