Cоциологическая ретроспектива ислама на Северном Кавказе (КБР, КЧР, ЧР, РИ, РД)

ПРАГА - Caucasus Times - Основательно забытые ныне классики марксизма-ленинизма уничижительно отзывались о любой религии как об «опиуме для народа», усматривая в религиозных верованиях одно из досадных препятствий на пути человечества в счастливое будущее. Тем не менее, классики признавали колоссальную роль религии как важного социального института, не только эффективно регулирующего социальные и нравственные отношения в обществе, но и выражающего существующие в данную эпоху ценности.

К основным функциям религии принято относить мировоззренческую, интегративную, регулятивную и компенсаторную функции, роль и значение которых меняется в зависимости от исторического контекста и особенностей той или иной эпохи. Религия как особая форма общественного сознания, представляющая собой совокупность духовных представлений и ценностей, актуализируется и начинает играть особенно важную роль во времена потрясений и кризисов, когда традиционные представления о добре и зле, о цели и смысле жизни подвергаются кардинальному переосмыслению и переоценке. Если в Европе примерами решающего влияния конфессионального фактора на изменение социальных и духовных устоев общества являются гуситское движение в Чехии или реформация, то на Кавказе наиболее ярким примером можно считать освободительное движение горцев середины XIX в., которое в русской историографии получило название «мюридизм».

Политические и социально-экономические катаклизмы, потрясшие Россию после распада СССР в 1991 г., резко усилили роль религии, которая оказалась востребованной значительной частью населения, страдающего от духовного вакуума и занятого поисками мировоззренческой альтернативы ценностям агрессивно насаждаемого в нынешней России общества потребления, живущего по законам откровенного социал-дарвинизма. Поскольку на Северном Кавказе все негативные процессы, характерные для России в целом, приобрели особенно острый, болезненный и затяжной характер, роль конфессионального фактора проявляется здесь более явственно, зримо и, вместе с тем, сложно и неоднозначно.

Культивируемые в современной России ценности общества потребления и лозунги социал-дарвинизма труднее и болезненнее всего приживаются на Северном Кавказе в силу местных традиций и особенностей менталитета. Навязываемые рекламой и СМИ высокие и заведомо недостижимые стандарты потребления в страдающем от безработицы и прочих острых социальных проблем регионе питают протестные настроения прежде всего среди молодежи. Это находит свое выражение в падении доверия к властям и в общем росте религиозного экстремизма. Примечательно, что лексика откровенного социал-дарвинизма и примитивного экономизма нередко звучит из уст высших представителей российской власти. Так, глава образованного в начале 2010 г. нового Северо-Кавказского федерального округа А. Хлопонин в интервью газете «Известия» в январе 2010 г. сравнил Северный Кавказ с «сейфом», к которому нужно просто подобрать правильный ключ, что, по его мнению, позволит решить все проблемы. Данное сравнение ярко характеризует как систему ценностей и вектор мышления высшего российского чиновника, так и его отношение к вверенному в его управление региону. На этом фоне весьма красноречивым выглядит то обстоятельство, что к числу самых острых проблем северокавказского региона местное население постоянно относит социально-экономические проблемы (75% опрошенных) и проблему безопасности (58% опрошенных).[1] Именно эти цифры были получены в ходе социологических опросов в столицах северокавказских республик, проведенных информационным агентством «Caucasus Times» в 2004-2006 годах.

Тяжелая социально-экономическая ситуация в северокавказском регионе является производной от действий не только федеральных, но и местных республиканских властей. По мнению ряда экспертов, капитализм на Северном Кавказе и в России в целом «не только не решил проблему вывода ряда отраслей экономики из теневого сектора, но и загнал их еще глубже в этот самый сектор, ставший куда более агрессивным и криминальным, чем в советские времена. Неслыханный размах приобрело воровство бюджетных средств на всех уровнях - от республиканских властей до крошечного госпредприятия... Трагический сюрреализм северокавказской экономики состоит в том, что ее государственная составляющая стала едва ли не самой криминализированной сферой. Местные власти непосредственно заинтересованы в поддержании высокого уровня дотационности своих республик. Модель иждивенческой экономики выгодна нынешним правящим элитам региона, ибо она дает им мощные финансовые и иные рычаги для укрепления собственных позиций...» [2]

Активно пропагандируемая в нынешней России западная либеральная система ценностей, благословляющая свободную конкуренцию между людьми за место под солнцем, оказалась в значительной мере контрпродуктивной, спровоцировав на Северном Кавказе «возрождение деструктивных социально-культурных кодов и поведенческих норм, принятых в патриархально-родовую эпоху, - полагают В. Дегоев и Р. Ибрагимов. - Наиболее порочные заимствования у Запада дали на северокавказской почве буйные всходы, в том числе в виде нового издания старого кодекса кавказского молодечества: воровать у чужих не стыдно, а украсть миллионы средь бела дня и ни от кого не таиться - это уже джигитовка высшего класса».[3]

В этих условиях именно ислам выступает в качестве основного инструмента выражения протестных настроений и социального недовольства среди молодежи. Так, по словам Гейдара Джемаля, одного из создателей Исламской партии возрождения в России, «сегодня ислам выступает не как религия в традиционном понимании этого слова, но как всеобъемлющая политическая идеология, защищающая слабых и угнетенных». При этом молодые приверженцы ислама на Северном Кавказе, воспринимающие его как «политическую идеологию» и орудие борьбы за свои социальные интересы, бросают вызов лояльным власти исламским традиционалистам, отвергая их конфессиональную легитимность и право представлять «истинный» ислам. Данное противоборство радикализируется и обостряется, приобретая насильственные формы и усиливая и без того колоссальный конфликтный потенциал на Северном Кавказе. Убийство муфтия Кабардино-Балкарии А. Пшихачева, потрясшее общественность республики, - яркий тому пример. Всего же с 1998 г. экстремисты на Северном Кавказе совершили более 30 покушений на исламских религиозных деятелей в регионе.

Другое обстоятельство, стимулирующее население Северного Кавказа обращать свои взоры к исламу, - крайне проблемные межэтнические отношения в современной Российской Федерации. По мнению многих авторитетных этнологов и социологов, в нынешней России имеет место не «плавильный котел», объединяющий многочисленные этносы России в единую общероссийскую политическую нацию, а, наоборот, процесс атомизации и отчуждения между этносами, идентичность которых начинает строиться не на общегражданских ценностях, а на мифах этноцентризма и на поисках врага. Так, среди протестных надписей на подмосковных заборах по пути следования подмосковных электричек в последние годы доминируют такие агрессивные лозунги с ярко выраженной этнической окраской, как «Россия - для русских» и «Бей хачей!». Вместе с тем, в северокавказских республиках «в целом ряде учебных материалов по истории народов Кавказа, предназначенных для школьников и студентов, целенаправленно культивируются националистические идеи, а также антирусское и антироссийское видение исторических сюжетов.... Формируется некая параллельная, этноцентричная система образования и воспитания, постепенно вытесняющая общефедеральные учебные программы в области гуманитарных дисциплин».[4]

Изрядную лепту в ухудшение межэтнических отношений в России вносят российские СМИ, зачастую выступающие в роли откровенных провокаторов, формирующих, укрепляющих и транслирующих отрицательные этнические стереотипы. По мнению некоторых специалистов в области политической коммуникации, «десятилетнее молчание российских СМИ о том, что жители Чечни - граждане России, способствовало укоренению представлений об этой войне как не гражданской, а о самой республике - как о другой стране... Подобные взгляды, при своем массовом тиражировании разрушающие не только единство информационного пространства государства, но и его территориальную целостность, были свойственны, к сожалению, и отечественным политикам...».[5] По словам одного из экспертов в области СМИ, понятие «кавказцы» имеет двойной смысл - «денотативный, указывающий на место происхождения, и коннотативный, связанный с изменившимся в 1990-е гг. восприятием Кавказа в массовом сознании, которое подпитывалось давнишними комплексами, генетикой застарелых обид и стереотипов..., а также повсеместно тиражируемым словосочетанием «лицо кавказской национальности», под которым подразумевается «не наш», «чужак», часто неприятель».[6]

В происходящей сейчас постепенной трансформации этничности северокавказских народов, которая имеет различные формы и векторы развития, все большее место занимает отношение к исламскому фактору и к его роли в истории отдельных народов Северного Кавказа. При этом исламский фактор все заметнее выступает не только в качестве строительного материала для переделки существующих идентичностей, но и для формирования новой суперэтнической идентичности всех исламских народов Северного Кавказа, противопоставляя их соседним немусульманским народам. Именно такой инструментарий в сфере этнокультурной инженерии пытаются использовать идеологи самопровозглашенного Имарата Кавказ. Здесь следует отметить, что в некоторых случаях исламу удалось сыграть ключевую роль в формировании новой этнической идентичности, как это произошло, в частности, со славянским населением Боснии, исповедующим ислам. Специалисты полагают, что аналогичный сценарий развития реализовывается сейчас и среди помаков в Болгарии, исламская конфессиональная принадлежность которых служит основанием для отрицания их принадлежности к болгарскому этносу, что демонстрируют некоторые местные интеллектуалы. В ходе данных процессов ярко проявляется подмеченная еще Э. Геллнером особенность любого национализма, мифы которого «переворачивают реальность» и который, эксплуатируя лексику «восстановления исторической справедливости» и «защиты традиций», в действительности создает новые «высокие культуры», являющиеся «его собственными изобретениями».[7]

* * *

Сказанное - лишь некоторые единичные примеры, иллюстрирующие сложность и многоаспектность исламского фактора на современном Северном Кавказе.

Степень влияния ислама на северокавказский социум, его роль в повседневной жизни народов Кавказа, хорошо иллюстрируют данные уникальных по своему характеру опросов общественного мнения, которые проводились информационным агентством "Caucasus Times" в столицах пяти республик Северного Кавказа, в том числе в г. Черкесск (Карачаево-Черкесия), в г. Нальчик (Кабардино-Балкария), в г. Грозный (Чечня), в г. Назрань (Ингушетия) и в г. Махачкала (Дагестан). В ходе опросов, проводившихся в течение всего 2010 г., в общей сложности было опрошено 2000 человек (по 400 человек в каждом городе).

В ходе исследования задавались вопросы о степени религиозности исламского населения различных северокавказских республик, об их отношении к другим религиям и к ваххабизму, а также об их отношении к военным акциям США в Ираке и Афганистане. Полученные данные рисуют интересную и несколько противоречивую картину роли ислама в северокавказском регионе, свидетельствуя как о значительном влиянии ислама на население (см. таблицу 1), так и о серьезных различиях между отдельными северокавказскими республиками в степени приверженности населения исламским ценностям.

Так на Северном Кавказе 62% опрошенных заявили о «большой» роли религии в их жизни. При этом наибольшую роль религия играет среди населения Чечни (81%) и Ингушетии (68%), в то время как среди жителей Кабардино-Балкарии лишь 42% заявило о «большой» роли религии в их жизни. Сочетание данных социологических опросов с аналитическими материалами известных специалистов по Северному Кавказу позволяет создать многомерную картину происходящего в регионе и лучше понять тенденции дальнейшего развития Северного Кавказа.



Нарушение прав мусульман

Деятельность различных джихадистских структур, все увереннее образующих параллельную систему власти в северокавказских республиках, с их лозунгом «чистоты ислама» и освобождения всего Северного Кавказа от «неверных», оказывает все более заметное влияние на умонастроения народов северокавказских республик. Так, опросы общественного мнения в столицах республик Северного Кавказа показывают, что значительная часть населения недовольна соблюдением прав мусульман в их республиках. Если в целом на Северном Кавказе число тех, кто считает, что права мусульман не соблюдаются или «скорее не соблюдаются», составляет 24%, то в столице Кабардино-Балкарии Нальчике это число составляет 36%, а в столице Карачаево-Черкесии Черкесске - 32%. Примечательно, что в республиках Западного Кавказа число недовольных соблюдением прав мусульман серьезно превышает количество недовольных в республиках Восточного Кавказа. Так, в Дагестане общее число тех, кто считает, что права мусульман в их республике не соблюдаются или «скорее не соблюдаются», составило 17%, а в соседней Чечне - 19%. (См. таблицу 2).



Любопытно и то обстоятельство, что отношение к ваххабизму в западной части Северного Кавказа оказалось значительно более благожелательным, чем в восточной части. Возможно, что данное обстоятельство вызвано более значительными нарушениями религиозных свобод мусульман в Кабардино-Балкарии и Карачаево-Черкесии, о которых было сказано выше.

Так, о положительном и «скорее положительном» отношении к ваххабизму заявило 39% опрошенных в столице Кабардино-Балкарии Нальчике и 42% в столице Карачаево-Черкесии Черкесске, тогда как в столице Чечни Грозном это число составило 9% опрошенных, а в дагестанской Махачкале никто из опрошенных не заявил о своем позитивном отношении к ваххабизму. (См. таблицу 3).

Столь низкий процент тех, кто декларирует положительное отношение к ваххибизму в восточной части Северного Кавказа, может объясняться как личным негативным опытом взаимодействия с ваххабитами, так и определенной самоцензурой и опасениями говорить правду при ответе на вопросы в ходе интервью. В любом случае, очевидно, что идеи ваххабизма имеют устойчивый круг сторонников. Более того, опросы наглядно свидетельствуют о том, что социальная база для распространения идей ваххабизма в последние годы серьезно расширилась в республиках Западного Кавказа, где степень влияния ислама традиционно значительно ниже, чем в исторически более исламизированном Дагестане или в Чечне.



Отношения мусульман к христианству

Большой интерес представляют и ответы респондентов на вопрос об их отношении к другим религиям в северокавказском регионе, прежде всего к христианству. Именно здесь отчетливо проявились весомые различия в степени толерантности местного населения в отношении представителей иной конфессии. Так, если о своем положительном отношении к христианству заявило 82% опрошенных в Дагестане, 48% - в Кабардино-Балкарии и 46% - в Карачаево-Черкесии, то в Чечне число тех, кто относится к христианству положительно, ограничилось лишь 7% опрошенных. При этом количество заявивших о своем отрицательном отношении к христианству, составило в Чечне почти половину опрошенных (44%), значительно превысив аналогичный показатель в других северокавказских республиках. В целом по Северному Кавказу о своем положительном отношении к христианству заявило 39% респондентов, что существенно превысило число тех, кто относится к христианству отрицательно (14%). (См. таблицу 4).



Сценарий дальнейшего развития ситуации на Северном Кавказе зависит от целого ряда факторов. Прежде всего, это способность федеральных и региональных властей выдвинуть и реализовать на практике внятную и притягательную для населения программу, способную стабилизировать обстановку в регионе и нейтрализовать действия идеологов исламского радикализма и руководителей Имарата Кавказ. Часть экспертов, в том числе директор пражской Школы журналистики М. Темиров, полагает, что в условиях отсутствия внятной и адекватной политики федерального центра на Северном Кавказе тут постепенно происходит «конструирование завтрашнего дня Кавказа, т.е. Кавказа без России».

Другие эксперты придерживаются прямо противоположной точки зрения, считая, что «нет безукоризненно доказательных аргументов в пользу версии о закономерной и неумолимой исторической эволюции, которая... обрекает Россию и Северный Кавказ на расставание».[8] Сторонники данной точки зрения подчеркивают, что, несмотря на ряд проблем, «Россия является домом для многих кавказских народов, диаспоры которых играют важную роль в общественно-политической жизни страны. Многонациональность России была, есть и будет ее достоинством и богатством, и вклад в это Кавказа трудно переоценить...».[9] Обе точки зрения имеют право на существование, располагая солидной доказательной базой и опираясь на весомые аргументы. Развитие ситуации на Северном Кавказе в ближайшие годы покажет, кто из экспертов прав в этом споре и останется ли Россия «домом» для кавказских народов.

[1] Текушев И. Северный Кавказ: взгляд изнутри. Северный Кавказ в зеркале общественного мнения 2004-2006. Прага. 2007. С. 6-7.

[2] Дегоев В., Ибрагимов Р. Северный Кавказ: постсоветские итоги как руководство к действию. М., 2006. С. 16.

[3] Там же. С. 18.

[4] Там же. С. 28.

[5] Манаенко Г.Н. «Образ Кавказа» в современном дискурсе российских СМИ и в общественном сознании // Медийные стратегии современного мира. Краснодар. 2010. С. 80-81.

[6] Сумская М.Ю. Литературно-художественные источники в формировании медиафеномена «кавказца» // Медийные стратегии современного мира. Краснодар. 2010. С. 170.

[7] Gellner E. Nations and Nationalism. Oxford. 1983. P. 56-57.

[8] Дегоев В., Ибрагимов Р. Указ.соч. С. 5.

[9] Волхонский М., Муханов В. Россия на Кавказе. Пять веков истории. М., 2009. С. 5.

Ислам Текушев, Кирил Шевченко, Caucasus Times

© caucasustimes.com