Искусство и жизнь.

Это невероятно! Только вчера я думала о том, как же сильно отличается тревожность в музыке и в искусстве вообще, от, казалось бы, того же переживания связанного с мирским. Как так волнуют звуки Вагнера, мазки Ван Гога, формы работ Дали… как возвышает эта тревога над обыденностью! Сколько в ней прекрасного. Утонченного. Невесомого и в тоже время сильного, срывающего все лишнее и оставляя лишь какую-то обостренную … духовность? мощь? глубину… суть. И как же отличается эта тревога от той, которая постигает нас в суете. Хотя можно ли ставить эту тревогу ниже, если она составляет нас самих, нашу жизнь. Хочется назвать эту мирскую тревогу пошлой, но и само это заявление какое-то слишком пошлое… гадское. И разве не под воздействием именно этих простых земных чувств художник создает прекрасное и возвышенное? Но оно словно проходит какую-то … словно проходя через душу художника оно … очищается?….

А страсти! Я все не могла понять, как же страсти? Куда они? Я чувствую, что страсть есть и в послушании. И в Вере. И в смирении. Но не могла понять, что страсть может быть окрашена разными цветами, тонами, по ней могут скользить неуловимые мрачные тени. И каждый «художник» окрашивает свою страсть в согласии со своим видением мира. И действительно, отречение и аскетизм - это тоже страсть, но в другой ее форме. И как же я могла забыть как чудно писал об этом Ницше! Человек не способен отказаться от страстей. Даже сама мысль эта делает его одержимым и становится новою его страстью.

Ответы так и лежат на поверхности, но от чего то мы ныряем и ищем их на глубине, вместо того чтобы просто и легко коснуться их и постичь. Ведь и «Коллекционер» Фаулза был же об этом. Извечный вопрос «Должно ли искусство отображать, или приукрашивать?» пуст! Потому что и в том и другом случае оно теряет нечто главное. Становясь либо подражанием, либо карикатурой. А что, если главный инструмент художника он сам? Его душа? Искусство не просто копирует, это бы лишало бы его смысла. И не просто фантазирует, это бы делало его слишком нереальным и оторванным. Но проходя сквозь недра своего создателя оно именно рождается на свет … ах! Как же не хватает мне слов, или ума, или глубины, чтобы выразить.

Звуки написанные ради звуков и мазки написанные ради мазков и слова ради сотрясания воздуха не могут вызвать и в другом вихря страстей и чувств, они не могут ничего пробудить и ни к чему воззвать. Они пусты… И тогда только главный инструмент - душа самого создателя произведения имеет смысл. Сила его чувств в сочетании с глубиной переживаний вызывает и в нас волнения. Как море в зависимости от силы и глубины своей вызывает шторм и заставляет сокрушаться . Идеальное понимание техники никогда не даст создать Шедевра.
«Или, если возьмешь предмет безучастно, бесчувственно, не сочувствуя с ним, он непременно предстанет только в одной своей ужасной действительности, не озаренный светом какой-то непостижимой, скрытой во всем мысли, предстанет в той действительности, какая открывается тогда, когда , желая постигнуть прекрасного человека, вооружаешься анатомическим ножом , рассекаешь его внутренность и видишь отвратительного человека.»
А ха ха! Это прекрасно! Вот это шедевр! Гоголь! Я люблю тебя теперь еще больше!

И Ялом говорил о том же! И как же теперь все чудно сложилось во едино! Пазл сошелся! А что, если терапия - это тоже искусство? И если «резать» внутренний мир человека скальпелем холодной логики и знаний , то ничего из этого не выйдет. Как и если руководствоваться один только чувством. . Не то важно, материя, или дух первичны. А то, что они слились в нас воедино и забывая об этом мы нарушаем важнейший закон природы! Нарушаем равновесие.

С любовью и уважением