Согласно представлениям адыгов, понятие “зекIо” означало “военный поход с целью захвата добычи и приобретения славы за пределами своей малой родины”. В российском дореволюционном кавказоведении этот институт обозначался термином “наездничество”, то есть понимался прежде всего как конные акции. Однако адыгский термин, явно восходящий к корню “кIон” (ходить), свидетельствует о первоначально пешем характере военных экспедиций, а следовательно, и об исключительной древности практики дальних походов.
Наиболее раннее упоминание о зекIо в адыгском фольклоре относится к эпохе легендарных нартов, путешествующих в поисках достойных противников, добывающих славу в богатырских поединках и пригоняющих богатую добычу в Страну Нартов.
Постепенная феодализация адыгского общества наложила отпечаток на наездничество, сделав его прерогативой прежде всего военной элиты — дворянства, хотя участие в походах не возбранялось и для крестьян.
Длительность бытования этого института и сохранение его вплоть до последних лет Кавказской войны объясняется его востребованностью в особых условиях существования адыгского этноса. Постоянная внешняя угроза и частые внутренние столкновения, оказывая воздействие на повседневную жизнь и быт адыгов, сформировали военизированные общественные институты, в ряду которых особое место занимало наездничество.
Наездничество могло осуществляться в форме продолжительных многомесячных походов за пределы Черкесии (в Крым, Малую Азию, Закавказье, донские и заволжские степи). Примером типичного дальнего зекIо является крымская экспедиция кабардинцев во главе с князем Таусултаном, совершенная в первой половине XVI в. и прославленная в “Песне о Бахчисарайском походе”.
Иной формой зекIо были сезонные краткосрочные походы, осуществлявшиеся весной и осенью, которые Хан-Гирей называет “наездническими” сезонами. В эти периоды времени князья и дворяне размещались во временных лагерях-кошах, откуда группы всадников рассылались во все концы Черкесии и на сопредельные с ней территории. Параллельно осуществлялась охрана своих крестьян, работающих в поле, от чужих партий наездников.
Для дворянской молодежи период пребывания в лагере являлся временем приобщения к элитарной культуре — освоения дворянского этикета, ораторского искусства, наезднического фольклора. Иная, военная составляющая этой культуры открывалась им с момента первых походов и сводилась к совершенствованию владения оружием и отработке тактических приемов наездничества (прежде всего — скрытного передвижения, внезапного нападения и стремительного отхода). Немаловажным было и усвоение ими рыцарского кодекса чести, строго регламентировавшего поведение наездников во время похода, в том числе – в зависимости от района действия — внутри или за пределами Черкесии.
Основным побудительным мотивом походов являлось приобретение репутации храброго и удачливого наездника. Чем продолжительнее и опаснее был поход, тем большей была слава его участников. Захват добычи (пленных, лошадей, скота, оружия и проч.) не был самоцелью и не способствовал накоплению материальных благ, поскольку в соответствии с идеологией рыцарского аскетизма, практически все привезенное наездниками из похода щедро раздаривалось ими родственникам, друзьям, неимущим членам общины, что в конечном счете также работало на создание образа идеального героя.
Особое место в этнической памяти адыгов занимали имена прославленных предводителей (гъуазэ) периода Кавказской войны: кабардинцев Кущука Аджигериева и Магомета Атажукина, шапсуга Кызбеча Шеретлукова, абадзеха Алэ Харцизова и др. Лидер, на время похода приобретавший чрезвычайные полномочия (вплоть до предания провинившихся смерти), в случае неудачи должен был разделить злосчастную судьбу своего отряда.
Для института зекIо был характерен целый ряд соответствующих атрибутов. Так, небесным патроном наездников являлся особый бог ЗекIуатхь, в честь которого совершали жертвоприношения и которому уделяли часть трофеев. Для обеспечения удачи, перед началом похода производили гадания, совершали магические действия (например, обряд ломания стрелы), учитывали счастливые (пятница и воскресенье) и несчастливые (вторник и среда) дни недели.
Тщательно готовили к походу боевых коней, которых за 40 дней до выезда начинали кормить просом. Многочисленные источники отмечают необыкновенную выносливость лошадей адыгской породы, что объяснялось продуманной системой их содержания и ухода, а также их достаточно узкой специализацией — так, лучшим выбором для продолжительного похода считались лошади разновидности бэчкъан .
Существовали особые наезднические песни (зекIо орэд), исполнявшиеся для подъема боевого духа. Древность института зекIо обусловила появление целого комплекса походной пищи, высококалорийной и способной храниться продолжительное время.
Отличительным аспектом наезднической культуры является и функционирование в среде ее носителей тайного языка, а по некоторым свидетельством – и масок для сохранения инкогнито, что наряду с недвусмысленной самоизоляцией дворянских лагерей и использова-нием силовых акций их обитателями вызывает ассоциации с мужскими союзами более ранней эпохи, посредством которых происходило постепенное узурпирование политической власти военными лидерами .
По возвращении из дальнего похода или по окончании полевого сезона производился раздел добычи, при этом предводители получали бо?льшую долю, чем рядовые участники экспедиции. При удачном завершении похода устраивалось игрище.
В заключение следует отметить, что институт наездничества успешно выполнял функции, возложенные на него обществом, представляя собой уникальную систему воинского воспитания, являясь важным механизмом поддержания военной мобильности адыгского общества, что в конечном итоге способствовало сохранению национальной независимости. Особенно ярко это проявилось в годы Кавказской войны, когда приемы, отработанные в ходе зекIо, стали основой адыгской тактики ведения боевых действий. Скоротечные набеги наездников, не предполагавшие захвата территории противника и закрепления позиций, не позволяли царским генералам навязать адыгам генеральное сражение и нанести их военным силам окончательное поражение .
В то же время, факты реквизиции имущества, которыми с обеих сторон сопровождалась партизанская война, позволили российскому командованию цинично переложить вину за развязывание Кавказской войны на адыгов, трактуя захват Черкесии как единственно возможный ответ на действия так называемых “хищников”, главным помыслом которых якобы являлся грабеж приграничного славянского населения. Впоследствии эта концепция была растиражирована российской дореволюционной историографией и по сей день оказывает воздействие на современные трактовки Кавказской войны.
Присоединение Черкесии к Российской империи и ликвидация военно-политических прерогатив высшего дворянства положили конец существованию организованных форм наездничества. Источники послевоенного времени зафиксировали пережиточное состояние этого общественного института – в условиях деформации рыцарской идеи, некогда облагораживавшей силовые акции дворянства, наездничество постепенно вырождается в примитивные грабежи и конокрадство.