«И свет во тьме светит, и тьма не объяла его».
Евангелие от Иоанна,1:5.
Вместо Предисловия
Полагаю, каждого умного человека в России ждет судьба Печорина, и дарит она ему благородное лицо, ум философа, душу дьявола и в довесок чудовищно несправедливую расплату за эту жизнь.
Глава 1. Последний охотник на пошлость
Тревога, напряженность, неудовлетворенность, душевные муки, мучительная внутренняя работа, бунтарство, скепсис, сарказм, парадоксальность мысли, протест, израненность, болезненная горечь, алкоголь – эти слова сопровождают многие статьи об Олеге Дале, без преувеличения великом русском актере.
"Злоба и презрение", – а эти слова дополняют предыдущий ряд, когда речь заходит о его записях в дневнике. Грустно. И перед нами возникает какая-то темная, обреченная личность. Но может ли быть таким гений? Ведь «мы все учились понемногу» у Пушкина, а «Гений и злодейство – две вещи несовместные» - не так ли?
И я читаю отрывок стихотворения О.Даля «Прогулки с котом».
Я легко на свете жил.
Хоть в четыре стенки бился,
Волком на луну не выл…
Но отчего ж в нем тревожность? Может он видел чуть дальше чем все остальные?
Помните его фразу в «Дневнике»: «Деградация -прогрессирует».
Или вот эту: „Какая же сволочь правит искусством. Нет, наверное, искусства остается все меньше, да и править им легче, потому что в нем, внутри, такая же ленивая и жадная сволочь.“
Или: „Нельзя и малое время существовать среди бесталанности, возведенной в беспардонную наглость.“
Безапелляционно, но по сути.
Глава 2. Lumen intellectus (свет разума)
Я искал свет. И нашел его.
Есть замечательная книга «Олег Даль: Дневники. Письма. Воспоминания». Вы наверняка читали или листали.
Режиссер Борис Львов-Анохин работал с Далем одним из последних, последнюю зиму в жизни Даля, и последнюю весну.
Малый театр. Репетиция. Роль Ежова в спектакле «Фома Гордеев». И режиссеру вот что запомнилось: «в творчестве – на сцене, на экране – он мог быть светлым, окрыленным и тяжело, угрюмо драматичным, скорбно мрачным». Он обнаружил, что актер находился в таких контрастирующих состояниях.
Но суть не в этом. Львов-Анохин говорит о "воздушности, невесомости, бестелесности актера», той воздушности, какая была у великих танцовщиков Нуриева и Барышникова.
Отчего это? Даль был романтиком, в хорошем смысле «выпендрежником». Вот и подлетал. Но мало было тех дверей, проходов, выходов, за которыми свобода. если не считать чтение Лермонтова и написание дневников и писем, удивительно добрых, светлых, нежных писем жене и теще.
Он несомненно преображался, когда читал и писал. Это и была его вторая, светлая половинка, но кто ее видел?
Вообще ему явно не хватало писательской работы, которая морально «излечивала» Шукшина и Высоцкого.
Глава 3. Последняя репетиция на сцене Малого театра
1980 год. Даль болен, но репетирует и играет вдохновенно. Играет из последних сил: рвано и неистово - играет с дрожью в теле и в голосе.
Он репетировал Ежова. С течением лет "большое видится". Даль воплощал себя одновременно в мощных образах мифологии и литературы.
Он - мифический Марсий, который умудряется жить с содранной кожей. Тот самый сатир, наказанный Аполлоном за выигранное состязание. Тот Марсий, который знает как тает его здоровье, но еще знает, как ему подвластен любой актерский диапазон. Тот Марсий, который пострадал за то, что был лучше.
Режиссер Львов-Анохин проводил ассоциации между Далем и Моцартом: «От него исходил свет трагического Моцарта».
Ему близок бунтующий дух любимого лермонтовского героя - Демона.
1981 год. …Вместо события премьеры, 3 марта произошло другое, трагичное событие. Смерть великого русского актера Олега Даля.
Не дожил до премьеры, не дожил до сорока лет, не дожил…до главных своих ролей. До публикаций ненаписанных книг.
Но дожил до весны.
Глава 4. "На свете мало, говорят, Мне остается жить!"
Об этом трудно говорить, но он знал, что обречен. И современники, и он сам вряд ли могли себе представить будущее старого, так скажем, остепенившегося Даля. Пишут ему было невыносимо, грустно, - нет, ему было "свинцово", как Лермонтову с пулей, в боку, ниже последнего ребра...
Он родился, чтобы остаться в образе нестареющего героя. Весной пришел - весной ушел. А весна - это юность природы. И лермонтовское «Завещание» проникновенно читал на аудиозаписи:
Хотел бы я побыть:
На свете мало, говорят,
Мне остается жить!
А еще наверное вспоминал, что именно чтение «Героя нашего времени» Михаила Юрьевича Лермонтова когда-то оказало на него решающее влияние в решении стать актером…
А еще, наверное, хотел прогуляться по улочкам провинциальной Франции.
Глава 5. "Юность как возмездие"
Режиссер Львов-Анохин замечает, что «весь его облик воспринимался юношески», и отмечает: «В душевной памяти навсегда остался этот юношеский силуэт, этот надменный, иногда почти жестокий духовный аристократизм, этот образ принца из сказки – только со стальным мужским характером".
Олег Даль всегда играл себя. Возможно, более всего в фильме-сказке Надежды Кошеверовой «Тень». Помните, там есть учёный по имени Христиан-Теодор? Добрейший, трогательный "неудачник в потёртом бархатном костюмчике", - так напишут об этой роли. Но посмотрите - он неисправимый юноша, и грезит самыми сказочными грезами, где запах любви и вызов приключений.
Б.Львов-Анохин
Может поэтому он как перчатки менял театральные и киносъемочные площадки. Вот и на последнюю свою сцену он успеет выйти один раз, всего он один раз, только один раз, в последний день 1980-го года, 31 декабря, в роли Алекса («Берег» Ю. Бондарева).
Сценарист Михаил Анчаров в упомянутой книге воспоминаний нашел такую ассоциацию: «Гадкий утенок», который оказался вовсе не утенком даже, тем более гадким, а просто лебедем».
Глава 6. Video meliora proboque, deteriora sequor ("Вижу и одобряю лучшее, а следую худшему", - из Овидия)
...Даль ушел в историю, и фильмы с его участием смотрят все реже, и могила на Ваганьковском не всегда прибрана.
Но Даль актуален, нужен, востребован до умопомрачения. Даль для русской интеллигенции не из тех, кого приятно слушать, он из тех, кого боязно услышать. Он всегда стоит перед тем выбором, который каждый человек делает только раз в жизни. Он стал тем маяком, который долго-долго будет светить для любого творца. В связи с этим подумалось о символичности его последней роли в спектакле «Фома Гордеев», его герой Ежов в фельетонах разоблачает недостатки купечества, и заражает своими мыслями Фому. "Заражает" - ключевое слово.
Он стал чем-то светлым, но непонятным, но если светлым – значит, показывающим путь. Куда? К свободе человека. Но его не услышали. Иначе у нас не было бы сегодня такого застоя и господства серости в актерской профессии, в кино, на телевидении, на эстраде.
И как с этим быть? Читаю стихи Даля.
Поле. И овраг. И пересохшая трава.
Шуршанье ветра. И опять овраг.
И далеко
Летела лошадь. Горизонт рвала
Осипшим ржаньем...
Одиноко...
Солнце уходило. Все стало красным.
Только тень моя чернела.
И жаркий ветер стих, воздух стал
тяжел.
А лошадь?
Как будет жить одна? Без седока?
И крик ее в моей душе навеки
Поселился...
И мечется, и бьется, и хрипит,
И вырваться не может
Так жизнь промчится
Одиноким зверем. Нигде свой путь
Не отмечая вехой,
Питая душу призрачною верой,
Что память о тебе
Останется в степи безмолвной
Гулким эхом...
Зима. Монино. 1981 г.
P.S. Когда переполняет, позволь этому миру быть черно-белым, - говорю я себе. Поэтому все фото в материале о великом русском актере Олеге Дале черно-белые.
Пишите. Подписывайтесь на канал. И заходите в гости!
Источник