Утопленница из Каффы

Мы плыли к Херсонесу. Ночь была тихой, моросил дождь, в паруса упирался западный ветер. Я сидел на носу корабля и курил, высматривал в чёрной воде плавающие острова и ждал появления Селены, своей невесты.

Моя Селена всегда была разной. Иногда тихо пела, иногда молчала, иногда расспрашивала про жизнь на земле, слушала и роняла тяжёлые слёзы в воду. Благодаря ей я понял, почему море солёное — от плача женщин. Временами Селена просила себя целовать, прижималась холодным телом. Если я искушался, потом несколько ночей подряд мне снилось, что мутная вода заполняет мою каюту до верха. Страшными были такие ночи, но потом и они кончались. Селена появлялась снова.

У каждого моряка была такая невеста. К мужчинам, которые слишком долго плавают, прилипают утопленницы и русалки. Моя Селена сказала, что раньше была женщиной с тёплой кожей, но одной летней ночью утонула у берегов Каффы и попала на дно моря. «И что там, на дне?» — спросил я, но она сказала, что ей не позволено говорить об этом.

Сидела рядом со мной как живая, но не живая. Боялся ли я её? Нет, не боялся. Возле башни святого Клемента один старик продал мне волос из бороды Иисуса. Я спросил у него, кто такой Иисус. Он ответил: «Сын божий. Верь в него, он тебя оберегать будет». Я отдал старику несколько монет и в волос верил.

Селена годы была со мной. Я старел, а она не менялась. Часто просила рассказать про то, как растут города и порты. Расспрашивала про родную Каффу, про седую пару в домике у самого моря. Месяцы шли, мы плавали от Босфора до Колхиды и обратно. Так бы и плавали до сих пор, если бы в одну из ночей она не сказала:

— Как-то мне грустно.

— Чего?

— Скучаю.

— По чему?

— Не знаю. Просто скучно.

— Я думал, только живые скучают.

— Все скучают.

Я вспомнил, как когда-то вылечил от скуки одну свою земную невесту.

— Хочешь, я сделаю тебе ребёнка?

— Как это? Нам нельзя, наверное.

— Почему нельзя?

— Ты живой, я мёртвая. Каким у нас будет ребёнок, живым или мёртвым? Если живым, что мне с ним делать на дне моря? Он ведь под водой станет мёртвым, как я когда-то.

— А ты иди спроси у своих.

Селена исчезла и вскоре появилась снова.

— Узнала?

— Сказали, встречаются два посла, мира живых и мира мёртвых. Вешают на весах количество душ на земле и решают, кто поведёт за собой младенца. Давай попробуем. Мне кажется, он родится мёртвым. Живых слишком много стало.

В ту ночь она была со мной нежной и тёплой, как земные женщины. Даже пахла так же. Ушла с рассветом и долго-долго не возвращалась. Мы возили из порта в порт жир, икру, шерсть, олово, соль, оружие, сбруи. Загружали и разгружали. Ждали попутного ветра, непогоду пережидали в бухтах. Прошло много ночей, прежде чем Селена вновь передо мной появилась.

Мы плыли мимо Корондама. Старые звёзды посыпали ночь блестящей пылью. Дул борей. Маяки кутались в собственный свет, как в одеяло. Я сидел на носу, высматривал в море плавающие острова-камни. Едва луна скрылась за облаком, появилась моя невеста. На руках она держала сморщенного младенца. Ветер шевелил редкие волосики на его головке.

— Послы решили, что ребёнок должен остаться в мире живых, — сказала Селена грустно и протянула мне мальчика. — Береги его больше себя, намного больше.

— Я не могу держать младенца на корабле. Нам ещё пять дней плыть до порта.

Она поглядела строго.

— Когда доберётесь до порта, сойди с ним на берег. Поселись в доме на берегу моря — так я смогу его видеть.

— Как же я оставлю корабль? Я на земле жить не умею.

Она не ответила, исчезла в море. Я завернул сына в свою рубашку, размягчил под нёбом кусок хлеба и положил ему в ротик. Он прижался ко мне щекой и молчал до рассвета.

Когда рассвело, я отнёс малыша к капитану. Тот, едва увидел младенца, обо всём догадался и превратился в беса. Кричал страшно про какие-то законы и про проклятье. Потом велел подоить козу, которую вёз с собой один из пассажиров. Мы напоили мальчика молоком, но к полудню он умер. Я не знал, что делать с тельцем, потому бросил его в море. Едва моего сына проглотили волны, небо стало… нет, не чёрным. Что темнее чёрного?

— Женская ярость.

— Корабль наш раскололся надвое на ровных водах. Все погибли, на каждого из нас легло проклятие, о котором знал капитан; и я узнал, но было поздно. Потому, если кто и выжил, то скоро умрёт. Вот и меня смерть настигла, сидит на груди, смотрит. Смотрит.

Моряк закрыл глаза. Когда перестал дышать, я сняла с его шеи кулон с волосом из бороды Иисуса. Волос оказался рыжим.

Фрагмент из книги "Сказки для беспокойных".