В Литве появится новая памятная дата: День агрессии СССР против Европы

В Сейм Литвы внесен законопроект об учреждении еще одной памятной даты – Дня агрессии СССР против Европы. Отмечать ее планируется 17 сентября.

Документ составили двое консерваторов Лауринас Касчюнас и Аудронюс Ажубалис.

Литовский парламентарий подчеркнул, что в Европе "нет места празднованию Дня победы", поскольку были созданы условия для "хозяйствования нацистов в Европе". Подписание пакта "фактически позволило Гитлеру начать войну", утверждают депутаты.

Договор о ненападении между СССР и Германией был подписан в 1939 году.

До этого аналогичные пакты и декларации с немцами заключались и другими странами, но почти все они были нарушены. В частности в 38-м году ведущие западные страны - и Великобритания, и Франция - встретились в Мюнхене с Гитлером, с Муссолини и подписали документ - "мюнхенский сговор", разрешили Германии и Польше раздел Чехословакии.

Ранее президент России Владимир Путин заявил, что Западу стоит осудить Мюнхенский сговор и раздел Чехословакии накануне Второй мировой войны.

"Проблема переписи истории связана с тем, что идет внутриполитическая борьба в некоторых странах. И те, кто это делает, они взбадривают свой электорат вот таким способом", – полагает он.

Кроме того, президент РФ напомнил, что уже не раз говорил об усилиях СССР перед войной создать антигитлеровский пакт. Но тогда Москву никто не поддержал.

В Омске на улице Иртышская набережная заасфальтировали газон

Мой прадед Христиан Роберт Резнер был немцем. Во время Второй мировой войны он находился в Германии и, скорее всего, был убит советским солдатом, а я, его правнучка, родилась в "сталинке", построенной немецкими военнопленными. История иронична.
В свое время я прочитала много воспоминаний бывших немецких военнопленных. И в преддверии 9 мая делюсь фрагментами из них.

* * *
Вольфганг Людвиг: "Когда я смотрю на прошедшее время с высоты прожитых лет, то могу сказать, что я никогда и нигде, ни в одном месте СССР не замечал такого явления как ненависть к немцам. Это удивительно. Ведь мы были немецкими пленными, представителями народа, который в течение столетия дважды вверг Россию в войны. Вторая война была беспримерной по уровню жестокости, ужаса и преступлений. Если и наблюдались признаки каких-либо обвинений, то они никогда не были «коллективными», обращенными ко всему немецкому народу".
Вольфганг Людвиг вспоминает, что у пленных был доступ к лагерной библиотеке, которая сильно помогла ему скоротать дни в лазарете: "На грубо сбитых деревянных полках можно было найти все, что русские ценили в немецкой литературе: Гейне и Лессинга, Берна и Шиллера, Клейста и Жан Пола. Как человек, который уже успел махнуть на себя рукой, но которому удалось выжить, я набросился на книги. Я прочитал вначале Гейне, а потом Жан Пола, о котором я в школе ничего не слышал... По мере того, как я читал, я чувствовал прирост сил, новых сил, прогонявших прочь последствия моей травмы...."

* * *
Альфред Герберсхаген: "Одна русская женщина давала мне, совсем еще мальчишке-пленному, еду на протяжении длившейся несколько месяцев рабочей командировки, так что я мог еще отдавать часть плохой лагерной пищи товарищам. После того как рабочая командировка закончилась, эта женщина продолжала присылать мне что-нибудь поесть через своего сына. Жаль, что нет никакой возможности отблагодарить этих людей. Там я смог почувствовать, что такое человечность".

"Один майор, русский еврей, всегда к пайку добавлял кусок хлеба, приговаривая: «Вы не должны думать, что мы, евреи, мстительны".

* * *
Доктор Куно Валь: "У обочины дороги расположилась русская крестьянская семья. Я увидел молоко в стеклянной банке. Крестьянин как раз начал ломать на куски каравай хлеба. Я не смог совладать с собой, подошел ближе и попросил кусочек хлеба. «Нет, — твердо, но не злобно ответил мужчина, — у нас у самих мало, а молоко нужно детям». За ним вступила в разговор крестьянка: «Ты что, не видишь, что он голодный? Нужно дать ему что-нибудь». Она налила полстакана молока, отломила маленький кусочек хлеба и протянула мне".

"Во время марша пленных солдат по Симферополю из какого-то дома к колонне с криком бросилась женщина, сделала для конвоиров вид, будто она в бешенстве, замахала кулаком перед глазами у одного пленного и при этом незаметно сунула ему сверток с едой. В следующий момент она уже исчезла".

* * *
Отто Бергер (в плену с 1944 по 1949):
"Живя вблизи Можайска, мы поняли какой особый народ русский. Все рабочие, а особенно женщины относились к нам, как к несчастным, нуждающимся в помощи и покровительстве. Иногда женщины забирали нашу одежду, наше белье и возвращали все это выглаженным, выстиранным, починенным. Самое удивительное было в том, что сами русские жили в чудовищной нужде, которая должна была бы убивать в них желание помогать нам, их вчерашним врагам"

* * *
Ганс Моэзер: "2 ноября 1949 г., после 4,5 лет плена, я был освобожден, вышел на свободу физически и духовно здоровым человеком. Мне известно, что в отличие от моего опыта в советском плену, советские военнопленные в Германии жили совершенно иначе. Гитлер относился к большинству советских военнопленных крайне жестоко. Для культурной нации, как всегда представляют немцев, с таким количеством известных поэтов, композиторов и ученых, такое обращение было позором и бесчеловечным актом. После возвращения домой многие бывшие советские военнопленные ждали компенсации от Германии, но так и не дождались. Это особенно возмутительно!"

* * *
Клаус Фритцше (в плену с 1943 по 1949):
"- Вы кто, немец?
- Немец.
- Военнопленный?
- Конечно.
- Живы ли родители?
- Живы.
- Гитлер капут, скоро домой.
Это доброе пожелание преследовало нас, военнопленных, на всем пути плена вплоть до его реализации. Разве злой враг, имеющий в своей голове закоренелое желание "умри немецкая сволочь", желал бы "скоро домой"? Нет.
"Скоро домой!"... Эти два слова я не воспринимал как пустое утешение, но для меня они навсегда остались выражением добродушия и гуманности большинства русских людей".

"Приближаемся к небольшому поселку. Тут появляются дети, крича на бегу "Фрицы, Гансы", из изб выходят старухи, смотрят на эту толпу человеческого несчастья и по их щекам текут слезы. Вот она, русская душа. Быть может, что муж или сын пал на фронте от очереди именно этого немца, который проходит перед их глазами, а они его жалеют".

* * *
Клаус Майер: "Я уже описал, как человечны были наши надзиратели. Могу привести и другие примеры сострадания: например, одна медсестра, в лютую стужу каждое утро стоявшая у ворот лагеря. Кто не имел достаточно одежды, тому охрана позволяла зимой оставаться в лагере, несмотря на протесты лагерного начальства. Или еврейский врач в больнице, спасший жизнь не одному немцу, хотя они и пришли как враги. И, наконец, пожилая женщина, которая во время обеденного перерыва, на вокзале в Вольске, застенчиво подавала нам соленые огурцы из своего ведра. Для нас это был настоящий пир...
Когда сегодня, через пятьдесят лет после моего пленения, я пытаюсь подвести итоги, то обнаруживаю, что пребывание в плену повернуло всю мою жизнь совершенно в другое русло и определило мой профессиональный путь".

П.С.: Немецкие историки признают, что условия содержания немцев в СССР были несравнимо лучше условий содержания пленных в Германии. Советских пленных кормили смесью из овощных очисток,отрубей, целлюлозы и соломы. Немецким же военнопленным в день выдавали полбуханки хлеба, полкилограмма вареного картофеля, варенную крупу и селедку. Больным и высшим военным чинам полагались яйца и масло, у них была возможность свободного времяпрепровождения, им предоставлялось медосблуживание. Также пленные могли получать посылки и денежные переводы из дома. Разумеется, немцы работали, но при этом получали за свою работу зарплату.