Как генерал Ермолов усмирил Кавказ

Алексей Петрович Ермолов — деятель известный, давно и заслуженно занявший место в пантеоне героев русской истории. Но, как и любая фигура такого масштаба, Ермолов до сих пор вызывает ожесточённые споры вокруг своей персоны. Для одних он — превосходный военачальник и лучший наместник Кавказа, который когда-либо управлял этим краем от имени империи, заставивший горных дикарей уважать русскую власть. Для других — кровожадный и развращённый сатрап, проводивший целенаправленный геноцид, известный своим неофициальным гаремом и огромным количеством внебрачных детей. Истина, как обычно, лежит где-то посередине.

Но обо всём по порядку.

Смирись, Кавказ: идёт Ермолов!

Итак, на дворе год 1816. Противостояние с Наполеоном только что завершилось для России полной победой, и наш герой принимал в этих событиях непосредственное и самое деятельное участие. Смоленск и Бородино, Бауцен и Кульм, и, наконец, взятие Парижа — вот краткий перечень сражений, в которых отличился Алексей Петрович.

Молва о его необыкновенной храбрости разносилась далеко и создавала полководцу правильный имидж получше всяких победных реляций (писать которые, к слову, Ермолов не очень-то любил). Хотя на тот момент ему не исполнилось сорока лет, даже педантичный и злопамятный Аракчеев (которому Ермолов в своё время имел неосторожность нахамить) рекомендовал его императору на должность военного министра:

«Армия наша, изнуренная продолжительными войнами, нуждается в хорошем военном министре; я могу указать Вашему Величеству на двух генералов; это — граф Воронцов и Ермолов. Назначению первого, имеющего большие связи и богатства, всегда любезного и приятного в обществе, возрадовались бы многие; но Ваше Величество скоро усмотрели бы в нем недостаток энергии и бережливости, какие нам в настоящее время необходимы. Назначение Ермолова было бы для многих весьма неприятно, потому что он начнет с того, что перегрызется со всеми; но его деятельность, ум, твердость характера, бескорыстие и бережливость вполне бы его оправдали»

У самого Алексея Петровича, однако, было своё мнение насчёт дальнейшей карьеры. Он хотел бы вернуться на Кавказ, где ему довелось послужить ещё в молодости, когда он участвовал в Персидском походе 1796 года. Желание это, высказанное Аракчееву и переданное им Александру, привело последнего в некоторое замешательство. Отдалённая окраина империи явно не соответствовала заслугам и статусу прославленного генерала. Грузию называли тогда «тёплой Сибирью», и поговаривали, что это название придумал сам император. Тем не менее, взвесив просьбу Ермолова, Александр счёл полезным её удовлетворить. Во-первых, на Кавказе действительно творился полный бардак, и отправляемые туда генералы, справедливо рассматривавшие такое назначение как ссылку, не горели желанием развивать кипучую деятельность и утруждаться наведением порядка. Деятельный Ермолов действительно мог коренным образом переломить положение. Во-вторых, после Отечественной войны и заграничных походов русской армии популярность Ермолова непомерно возросла, что начинало тревожить Александра. Удалив его на далёкую периферию можно было решить таким образом сразу два вопроса.

Таким образом 6 апреля 1816 года рескриптом императора Алексей Петрович Ермолов на 39 году жизни был назначен главнокомандующим Отдельным Кавказским корпусом, а вместе с тем главноуправляющим гражданской частью и чрезвычайным и полномочным послом в Персии. Иначе говоря, Ермолову торжественно вручили всю полноту военной, административной и дипломатической власти на Кавказе, и пожелали удачи во всех начинаниях. Сборы не заняли много времени, и осенью 1816 года, путешествуя налегке, в обычной кибитке, генерал уже прибыл в свои новые владения. К моменту вступления А.П. Ермолова на должность Кавказская губерния состояла из следующих частей: собственно Грузия, включавшая в себя шесть округов (Кахетия, Карталиния, Сомхетия, Бамбаки, Шурагель и образованный из бывшего Ганджинского ханства Елисаветпольский округ) и три татарские дистанции (Барчалинская, Казахская и Шамшадильская); три области – Имеретия, Мингрелия и Гурия; земли разных горских народов вдоль Главного Кавказского хребта и земля Джарского вольного общества, из которого была образована Джаро-Белоканская область; Карабахское, Шекинское, Ширванское, Казикумухское, Аварское, Бакинское, Кубинское, Мехтулинское, Ахалцыхское и Талышинское ханства, шамхальство Тарковское и уцмийство Каратайтагское. Сверх того, под надзором царских чиновников управлялись собственными владетелями Абхазия и Сванетия.

Результаты первого ознакомления с делами вызвали большое неудовольствие Алексея Петровича. Закавказье находилось под номинальным контролем, но вся полнота власти оставалась за ханами, которые пользовались ею далеко не в интересах империи. Князь Цицианов, ведущий здесь стремительную военную кампанию десятью годами ранее, был вынужден присоединять ханства к России посредством составленных на скорую руку трактатов, при которых ханы оставались на своих местах. Времени на создание даже временной администрации попросту не было. Ханский титул передавался по наследству, и в трактатах отдельно оговаривалось, что ханское управление может быть прекращено не иначе как в случае пресечения династии или прямой государственной измены. Подавляющее большинство ханов, формально признавая власть российского императора, на деле совершенно игнорировали выплату податей. Например, в Талышинском ханстве, как указывает А.П. Ермолов, всеми доходами «пользуется хан, не платя в казну никакой дани» , аналогичная ситуация была в Казикумыкском, Аварском ханствах и уцмийстве Каратайтагском. Некоторые ханы явно симпатизировали Ирану, и на их верность в случае войны положиться было нельзя. Так, сестра карабахского хана, была замужем за персидским шахом, и Ермолов отмечал: «сколько ни показывает он (Мехти-Хан) себя приверженным нашему правительству, по привязанности к сестре имеет сношения с Персиею». В Тегеране об этом, конечно же, были прекрасно осведомлены и постоянно вступали в тайные сношения с приграничными ханами, стремясь склонить на свою сторону.

Отношения империи с народами Северного Кавказа сводились к «договорам» с многочисленными старшинами и прочими владетелями, в которых Россия выступала в качестве данницы, пытаясь регулярной оплатой удержать их в мире.

«Какое-то совершенно ничтожное Анцуховское общество, обитавшее в трущобах Дагестана, уже во времена Ермолова считало себя обиженным, не получая от России денег. Анцуховцы писали Ермолову, что обещают жить в мире с русскими только в таком случае, если будут получать дань, какую платили им грузинские цари»

Проблема состояла в том, что попытки купить горцев были похожи на попытки наполнить водой решето. В силу географических и социально-экономических особенностей система хозяйствования горских обществ была основана на так называемой «набеговой системе» — или, проще говоря, грабеже жителей кавказских предгорий и использования их в качестве бесплатной рабочей силы. По-другому прокормить растущее население в скудных природных условиях было попросту невозможно (примерно аналогичным образом, кстати, началась эпоха викингов). Набеги эти продолжались столетиями, и горцы не видели абсолютно никаких причин их прекращать. Доплата от русского правительства воспринималась ими в качестве приятного бонуса.

Существованию и процветанию «набеговой системы» способствовал и тот факт, что на момент вступления Ермолова в должность Кавказская линия (система пограничных укреплений) находилась в плачевном состоянии. Так, «Усть-Лабинская крепость…не имела ни одного каменного здания, Кавказская крепость была в развалинах, Прочный Окоп – также…укрепление Св. Николая было построено таким образом, что во время разлития Кубани вода заполняла всё укрепление…наконец, Темнолесская крепость была расположена на таком месте, где ничего не защищала» . Кроме ненадёжной системы укреплений новый главнокомандующий обнаружил на линии бессмысленные предписания предыдущих наместников. Так, русским войскам было запрещено преследовать совершивших набег кабардинцев, если они успевали уйти на свою территорию. Этот приказ был продиктован страхом перед чумой, распространённой среди закубанских народов. Кабардинцы же, зная об этом запрете, по словам Ермолова: «…с тем большею наглостию производили разбой, и бывали даже примеры, что возвращаясь с набега на земли наши, лишь только вступят на свою сторону, отзываются с насмешкою к преследовавшим их войскам… и показывают безбоязненно похищенную ими добычу» . Это и другие подобные приказания были отменены . Наконец, изрядную долю вины за постоянные набеги Ермолов возлагал на казаков, которые, по его мнению, нерадиво несли службу, не отличались дисциплиной и, несмотря на то, что жили под постоянной угрозой, никак не могли организовать хотя бы сносной караульной службы для охраны собственных домов. Кроме того, он был настолько поражён масштабами коррупции среди офицеров, что испрашивал позволения лишать по суду чинов вплоть до штаб-офицера – в особенности эта мера была необходима для офицеров-мусульман, которые, несмотря на присягу, занимались грабежами наравне с воинственными собратьями.

«Мирные чеченские аулы были притоном разбойников всех племен и поколений; в них находили радушный прием все преступники, и нигде не было так много беглых наших солдат, как в чеченских аулах. Приняв магометанство, многие из них женились, обзавелись хозяйством и при всех хищнических набегах на линию бывали лучшими проводниками чеченцев. «Беспрестанно изобличаются они, доносил Ермолов про последних, в воровствах, нападении и увлечении в плен людей наших: нет спокойствия и безопасности. Они посмеиваются легковерию нашему к ручательствам их и клятвам, и мы не перестаем верить тем, у кого нет ничего священного в мире. Десятая доля не удовлетворяется потери нашей, и еще ни одного преступника не выдали нам для наказания»

Убедившись в полной несостоятельности мягкой и пассивной политики своих предшественников, Ермолов провозгласил переход к построению отношений с горцами на новом принципе — кровь за кровь. Фраза военачальника, ставшая его визитной карточкой, как нельзя лучше проиллюстрирует его подход: «Снисхождение в глазах азиатов - знак слабости, и я прямо из человеколюбия бываю строг неумолимо. Одна казнь сохранит сотни русских от гибели и тысячи мусульман от измены».

Плен Швецова

Алексею Петровичу вскоре выдалась возможность подтвердить свои слова делом. По дороге из Кизляра в Казиюрт чеченцами был захвачен русский майор Павел Швецов. Офицера не спас ни конвой из 19 человек, ни личная храбрость (защищаясь он изрубил трёх нападавших). На линии была своевременно поднята тревога, и погоня настигла драпающую банду, однако, оказавшись в ловушке, те вывели Швецова вперёд и заявили, что убьют русского офицера. Так, прикрываясь заложником, им удалось уйти восвояси.

Чеченцы потребовали за пленника немыслимый выкуп - 10 телег серебра или 250 тыс. рублей. Такой огромной суммы родственники несчастного, конечно, не имели - и тогда через газеты был объявлен сбор пожертвований по всей России (!) на спасение Швецова. Ермолов, однако, строжайше запретил уплату выкупа, а вместо этого вызвал всех кумыкских князей, через земли которых проезжал майор, и объявил, что если в течение десяти дней пленника не отпустят, все они будут повешены на крепостном бастионе. Это моментально придало чеченцам сговорчивости. Сумма выкупа резко снизилась до 10 тыс. рублей, однако Алексей Петрович прекрасно понимал, что компромисс невозможен. В переговоры вступил аварский хан, который был вынужден уплатить требуемые деньги из собственной казны.

Штурм будет стоить дорого

Прекрасно понимая невозможность дальнейшей политики умиротворения, Ермолов также понимал ещё одну важную особенность задачи, выпавшей ему. Воевать было необходимо, но воевать было, собственно…не с кем. У противника не было ни армии, которую можно было бы разбить в генеральном сражении, ни столицы, которую можно было бы взять. Всё, что было — раскиданные там и сям аулы среди дремучих дубрав и неприступных гор. Разобщённость горцев в данном случае играла им только на руку. Русские отряды либо впустую гонялись за партиями грабителей, либо совершали бессмысленные карательные экспедиции, сжигая аулы — однако это имело совершенно ничтожный эффект, поскольку противник чаще всего бросал хлипкие постройки на произвол судьбы, нисколько не заботясь их защитой, и укрывался в горах и лесах. В этих бессистемных карательных операциях была и опасность: русские войска, сильные в открытом полевом сражении или штурме, становились лёгкой добычей на марше по пересечённой местности. Самые злые и хищные налётчики — чеченцы — были также самыми большими мастерами засад и нападений исподтишка.

«Русские войска, вступая в Чечню, в открытых местах обыкновенно совершенно не встречали сопротивления. Но только что начинался лес, как загоралась сильная перестрелка, редко в авангарде, чаще в боковых цепях и почти всегда в арьергарде. И чем пересеченнее была местность, чем гуще лес, тем сильнее шла и перестрелка. Вековые деревья, за которыми скрывался неприятель, окутывались дымом, и звучные перекаты ружейного огня далеко будили сонные окрестности. И так дело шло обыкновенно до тех пор, пока войска стойко сохраняли порядок. Но горе, если ослабевала или расстраивалась где-нибудь цепь; тогда сотни шашек и кинжалов мгновенно вырастали перед ней, как из земли, и чеченцы с гиком кидались в середину колонны. Начиналась ужасная резня, потому что чеченцы проворны и беспощадны, как тигры. Кровь опьяняла их, омрачала рассудок; глаза их загорались фосфорическим блеском, движения становились еще более ловки и быстры; из гортани вылетали звуки, напоминающие скорее рычание тигра, чем голос человека. Такими они были, по рассказам очевидцев, во время резни в Ичкеринских лесах и такими являлись всегда, когда имели дело со слабыми, расстроенными командами или с одиночными людьми»

Центральными и наиболее беспокойными районами на Большом Кавказе были Дагестан, Кабарда и Чечня: они занимали важное стратегическое положение, и от ситуации в них зависела обстановка в регионе в целом. С Чечни, самого проблемного и опасного края, «гнезда всех разбойников», как величал её Алексей Петрович, и решено было начать усмирение Большого Кавказа. Ермолов разработал новую тактику, суть которой предельно ясно описал сам: «Это огромная крепость, говорил Алексей Петрович, смотря на громады гор: надобно или штурмовать ее, или овладеть траншеями. Штурм будет стоить дорого и успех неверен, так обложим же ее». Осадная система заключалась в отказе от бессмысленной и опасной беготни по горам и переходе к медленному, но надёжному продвижению на территорию противника с сохранением полного контроля над уже занятыми областями. Это обещало быть долгим и весьма затратным, поэтому изначально предложения Ермолова не вызвали восторга в Петербурге. Однако Алексей Петрович настоял на своём, и получил от Александра не только соизволение, но и добился подкрепления скромных сил Кавказского корпуса — из Крыма на Терек был переброшен 8 егерский полк.

Хотя непосредственно к установлению военно-экономической блокады главнокомандующий приступил летом 1818 г., первые шаги по осуществлению своей программы А.П. Ермолов сделал уже в 1817 г. Начало Кавказской войны традиционно относят к этому же году. Первым шагом стало перенесение Кавказской укреплённой линии с реки Терек на его приток Сунжу. В 1818 году здесь были построены первые крепости Грозная и Внезапная. Вокруг крепостей подчистую вырубались леса, что делало невозможными внезапные атаки, также русские отряды прорубали широкие просеки в непроходимых дубравах, создавая дороги для удобного и безопасного передвижения маршевых колонн.

Чечня отсекалась от предгорий буферной зоной, расчищенной от лесов, напичканной крепостями и гарнизонами, что значительно осложняло будущие набеги. На плодородной равнине между Тереком и Сунжей было разрешено остаться только чеченцам, выразившим полную лояльность, при условиях выдачи ими аманатов (заложников) и немедленного сообщения ближайшему гарнизону о всякой грабительской партии, проходящей в зоне их ответственности. Невыполнение этих условий приводило к немедленному уничтожению аула. Всем несогласным с новой политикой русских властей было предложено убираться в горы, где их поджидал неминуемый голод.

«Лучше от Терека до Сунжи, говорил он, оставить степи, нежели в тылу укреплений наших, учреждающихся по Сунже, терпеть разбойников.<…>Известно было, что без пособия и укрывательства самих владельцев горцы не могли проезжать от реки Сунжи, и потому по всему пространству своих земель владельцы должны были иметь постоянные караулы. Если же, затем, по исследованию, окажется, что жители беспрепятственно пропустили хищников и не защищались, «то деревня истребляется, жен и детей вырезывают»

Чеченцы, которые изначально отнеслись к мероприятиям нового командующего крайне легкомысленно, полагая, что имеют дело с очередной карательной экспедицией, были неприятно удивлены и озадачены видом быстро сооружавшихся на их земле крепостей. Нападать на них они не решались из-за сильной охраны, русские войска же не проявляли к снующим вокруг шайкам никакого интереса и, вопреки обыкновению, не пытались за ними гоняться. Стук множества топоров, вырубавших леса, служившие им надёжной защитой, и вовсе вселил смятение в чеченцев. Для них вдруг открылся весь ужас их нового положения: русские пришли на их землю надолго, может быть — навсегда. С этим срочно нужно было что-то делать, и чеченцы немедленно отправили гонцов с просьбой о помощи в Дагестан и ко всем соседним племенам — лезгинам, кумыкам и качкалыковцам.

Кавказская война начиналась.

Автор - Олег Дмитриев.

Коллективный исторический паблик авторов - https://vk.com/catx2