Гоголь-Хлестаков и Гоголь-Башмачкин. Проныра, попрошайка и гений

Продолжение рассказа о Гоголе. Начало здесь.

Итак, наш Гоголь – молодой провинциал, приехавший покорять столицу. Энергичный, дерзкий, по-хорошему нахальный, малообразованный (из всей европейской литературы читал и признавал одного Вальтера Скотта). Как вы думаете, с кого  Гоголь писал своего Хлестакова?

Да с себя, разумеется!

Гоголь – Хлестаков

Почему у Хлестакова всё получается – всех ввести в заблуждение, всех очаровать, обмануть? Почему расчётливые и циничные уездные коррупционеры смогли поверить, что вот этот тонконогий и есть важный сановник?

Потому что Хлестаков – гений. Он сам это говорит: «У меня лёгкость необыкновенная в мыслях».

«Лёгкость в мыслях», понятно, напоминает о легкомыслии, но ведь и гениальность художника обусловлена именно «лёгкостью в мыслях». Когда слово или решение приходит легко, само собой, «будто кто-то твоей рукой водит». Врущий Хлестаков испытывает настоящее вдохновение .

«ХЛЕСТАКОВ.  У меня легкость необыкновенная в мыслях. Все это, что было под именем барона Брамбеуса, «Фрегат Надежды» и «Московский телеграф»… все это я написал.

АННА АНДРЕЕВНА.  Так, верно, и «Юрий Милославский» ваше сочинение?

ХЛЕСТАКОВ.  Да, это мое сочинение.

МАРЬЯ АНТОНОВНА.  Ах, маменька, там написано, что это господина Загоскина сочинение.

АННА АНДРЕЕВНА.  Ну вот: я и знала, что даже здесь будешь спорить.

ХЛЕСТАКОВ.  Ах да, это правда, это точно Загоскина; а вот есть другой «Юрий Милославский», так тот уж мой.

АННА АНДРЕЕВНА.  Ну, это, верно, я ваш читала. Как хорошо написано!»

Обратим внимание, что образ Хлестакова не исчерпывается комизмом. Хлестаков – это человек, который, в отличие от Гоголя, так и не покорил столицу. И вот теперь возвращается – навсегда. Впереди слякотный просёлок, унылая поместная жизнь, папенька-самодур, которого Хлестаков боится. Его вдохновенная болтовня – это прощальный бенефис, погребальный гимн несбывшимся мечтам. Ведь кто знает, что там плескалось на дне этой незатейливой души? Может, хотел служить и дослужиться до министра, хотел писать (тогда все этого хотели) и, может быть, написать что-то и впрямь не хуже «Женитьбы Фигаро»… Да вот ничего не вышло.

Вообще, «Ревизор» – это целый букет несбывшихся надежд. Рухнули надежды Марьи Антоновны на выгодное замужество, рухнули надежды Петра Иваныча Бобчинского, что о нём скажут государю – живёт, дескать, такой на свете. Нет, не скажут, никто о нём не узнает. Ему, как, кстати, и большинству из нас, суждено сгинуть бесследно. Не случайно кричит Городничий: «Чему смеётесь? Над собою смеётесь!» Он это кричит всем нам.

Ведь мог бы и сам Николай Васильевич вот так вернуться ни с чем в свою Васильевку. Актёрский экзамен он блистательно провалил. Со службой тоже не очень складывалось: пристроят его к месту, а он несколько дней походит и пропадёт. Три дня нет, потом является. Ему говорят: Николай Васильевич, голубчик, нельзя так! А он сразу – раз, и тянет из кармана прошение об отставке. Заранее написал.

Литературная стезя тоже начиналась не гладко, но тут Гоголь не намерен был сдаваться. Например, он отправляется на поклон к отцу русского романа Фаддею Венедиктовичу Булгарину, главному редактору журнала «Северная пчела» и большому «литературному начальнику», чтобы засвидетельствовать своё почтение и преподнести ему хвалебную оду, в которой сравнивает Булгарина ни много ни мало с Вальтером Скоттом. В ответ юный подхалим получил рекомендацию в III Отделение (что-то вроде нынешней Администрации президента), которой, впрочем, не воспользовался.

Сохранилось письмо Гоголя к матери, в котором он обращается к ней с неожиданной просьбой: «Если будете иметь случай, собирайте все попадающиеся вам древние монеты и редкости, какие отыщутся в наших местах, стародавние, старопечатные книги, другие какие-нибудь вещи, антики».

Откуда увлечение стариной? Очень просто: собирателем древностей был Павел Петрович Свиньин, издатель «Отечественных записок», в которых и была напечатана повесть Гоголя «Бисаврюк, или Вечер накануне Ивана Купала»…

Это уже не хлестаковские, а прямо-таки молчалинские манеры!

Гоголь – Башмачкин

Некоторое время Гоголь читал курс истории в университете, где, по отзывам, «стал посмешищем для студентов» («лицо подвязано платком от зубной боли»), однако «лекции имели на всех, а в особенности на молодых его слушателей, какое-то воодушевляющее к добру и к нравственной чистоте влияние».

Говорят, однажды Гоголь обрил голову, чтобы лучше росли волосы, и носил парик, под который, чтобы тот не сползал, подкладывал вату. Вата под париком сбивалась и самым прискорбным образом выглядывала наружу. Сразу вспоминается:

«…И всегда что-нибудь да прилипало к его вицмундиру: или сенца кусочек, или какая-нибудь ниточка; к тому же он имел особенное искусство, ходя по улице, поспевать под окно именно в то самое время, когда из него выбрасывали всякую дрянь, и оттого вечно уносил на своей шляпе арбузные и дынные корки и тому подобный вздор. Ни один раз в жизни не обратил он внимания на то, что делается и происходит всякий день на улице, на что, как известно, всегда посмотрит его же брат, молодой чиновник, простирающий до того проницательность своего бойкого взгляда, что заметит даже, у кого на другой стороне тротуара отпоролась внизу панталон стремешка, – что вызывает всегда лукавую усмешку на лице его».

Это Акакий Акакиевич. 

А это Гоголь: «Никто из читателей моих не знал того, что, смеясь над моими героями, он смеялся надо мною»  («Выбранные места из переписки с друзьями»).

А вот что касается воодушевления к добру и нравственной чистоте:

«Только если уж слишком была невыносима шутка, когда толкали его под руку, мешая заниматься своим делом, он произносил: „Оставьте меня, зачем вы меня обижаете?“ И что-то странное заключалось в словах и в голосе, с каким они были произнесены. В нем слышалось что-то такое преклоняющее на жалость, что один молодой человек, недавно определившийся, который, по примеру других, позволил было себе посмеяться над ним, вдруг остановился, как будто пронзенный, и с тех пор как будто все переменилось перед ним и показалось в другом виде. Какая-то неестественная сила оттолкнула его от товарищей, с которыми он познакомился, приняв их за приличных, светских людей. И долго потом, среди самых веселых минут, представлялся ему низенький чиновник с лысинкою на лбу, с своими проникающими словами: „Оставьте меня, зачем вы меня обижаете? “  — и в этих проникающих словах звенели другие слова: „Я брат твой“. И закрывал себя рукою бедный молодой человек, и много раз содрогался он потом на веку своем, видя, как много в человеке бесчеловечья, как много скрыто свирепой грубости в утонченной, образованной светскости, и, боже! даже в том человеке, которого свет признает благородным и честным… »

Позже мы ещё вспомним об этой пророческой строчке: «Какая-то неестественная сила оттолкнула его от товарищей»...

А пока Гоголь весьма общителен; его «Вечера на хуторе» прогремели и принесли ему славу, к которой молодой автор отнёсся на удивление трезво: «Вы спрашиваете об  „ Вечерах“ Диканьских. Чёрт с ними ! ( … ) Да обрекутся они неизвестности, покамест что-нибудь увесистое, великое, художническое не изыдет из меня!»

И вот тут Плетнёв наконец знакомит его с Пушкиным и случается так, что именно Александр Сергеевич подсказывает Гоголю идею того самого «увесистого, великого, художнического».

Но Гоголь чувствует, что работа над «Мёртвыми душами» предстоит огромная, долгая (а кормиться-то надо!), и вот этот простодушный наглец, просит Пушкина подсказать ему ещё один – сюжет для лёгкой комедии: «Я, кроме моего скверного жалования университетского — 600 рублей , никаких не имею теперь мест. Сделайте же милость, дайте сюжет».

И Пушкин делится с ним замыслом, над которым собирался было поработать сам, записав для памяти: «Криспин (Свиньин) приезжает в губернию на ярмонку, его принимают за… Губернатор честный дурак, губернаторша с ним проказит. Криспин сватается за дочь…».

Неизвестно, написал бы Пушкин эту вещь или нет, но, надо сказать, он уступает Гоголю своего Криспина-Свиньина не без сожаления, сказав домашним – в шутку, но с оттенком досады: «С этим малороссом надо быть осторожнее: он обирает меня так, что и кричать нельзя»...

* * *
Продолжать? Друзья напишите, хотите ли вы прочесть третью часть! Она посвящена печальному финалу жизни Николая Васильевича – и книге, которую он считал главной в своей жизни... Нет, это не "Мёртвые души".

Начало:

Как Гоголь кошку в пруду топил

Читайте также:

Как Пушкин пережил "очищение стыдом" и второе рождение

Что имел в виду Чехов, говоря "выдавливать из себя по капле раба"

О чём написан рассказ В.М. Шукшина "Срезал"?

Друзья, мы не только рассказываем истории на "Яндекс. Дзен". Мы ещё издаём настоящий бумажный (и очень интересный) детский журнал. Нам будет очень приятно, если он вам понравится! Расскажите, пожалуйста, о нём знакомым, у которых есть дети. Спасибо!