Почему был не прав Анатолий Алексин

Давайте попробуем решить такую задачу. В седьмом классе трудовик предложил отправиться всем классом в поход. С палатками, комарами, прожжёнными у костров футболками – как положено.

Дано: есть два мальчика. Один допоздна гоняет в футбол и поджигает «дымовухи». Этот ждал не дождался, когда ж наконец пойдут. Только этим и жил. Другой, с детства друживший с книжкой, задумчивый, тихий, в поход не хотел и слегка побаивался, что будут заставлять.

Вопрос: кто из них станет нравственным авторитетом, когда вырастет?

(Нравственный авторитет – это, например, журналист, рассказывающий по телевизору или в газетах, как надо и как не надо. Поступать, чувствовать, думать, жить.) Напишите ваш ответ, можно с ходом решения, а я пока продолжу.

Анатолий Алексин писатель несомненно выдающийся. Причём начинается «настоящий Алексин» с повести «А тем временем где-то…», опубликованной в 1967 году.

Именно в ней найдено то, что на обтекаемом советском языке называлось «особое внимание автор уделяет нравственной проблематике». Ну, а если не на обтекаемом, то так: «Знаете ли вы, ребята, что взрослые не всегда правы? Больше вам скажу: бывают такие взрослые, что у-у-у... Прямо свиньи!»

«Эге, – смекал проницательный советский взрослый. – Это же выходит, что и Партия и Правительство не всегда правы!» И начинал ценить Алексина ещё больше.

У меня в детстве оставалось после алексинских книг ощущение какого-то беспокойства, душевной тревоги. Мир в этих книгах часто был несовершенен и несправедлив, бессилен решить встающие перед подростком проблемы. Правильные решения герою приходилось находить самому. Это вроде бы правильно, но...

Что-то тут не так

Давайте вспомним повесть. Герой, 13-летний подросток, живёт с папой, мамой и бабушкой. Семья у них хорошая, дружная, но при этом как бы делится пополам: папа с мамой составляют правильную половину (бегают по утрам, белозубо хохочут и всё время строят где-то далеко какой-нибудь очень нужный стране промышленный комбинат, из-за чего почти не бывают дома), а внук с бабушкой составляют неправильную половину: по утрам не бегают, обедать (чтобы не готовить) ходят в кафе, где заказывают только селёдку и сладости, и ещё бабушка проводит Серёжу на фильмы «детям до шестнадцати», откровенно нарушая моральные принципы советского человека – строителя коммунизма.

«Я очень слаба, – объясняла бабушка контролёрам, угрожающе старея и дряхлея у меня на глазах, – он повсюду меня сопровождает… Обещаю вам, что он не будет смотреть на экран!..».

Бабушка любит повторять эту фразу: «Я очень слаба». Возможно, этот лейтмотив привязался к ней, когда её дочь вышла замуж за Серёжиного папу. Ослабела в борьбе за дочь. Поддастся ли теперь и Серёжа инокультурному влиянию отца? Или ей удастся отстоять внука, вернуть к традиционным семейным ценностям?

Разумеется, в повести об этом сообщается полунамёками.

«…Бабушка, обращаясь ко мне, сказала:

– Ну-с, доложу вам: ваш отец образцовый тренер! Моя дочь уже просто ни на шаг не отстёет от него.

И я опять ничего не понял: хвалила ли она моего отца? Или была им недовольна?»

У Серёжи есть друг, Антон. Он заика, болезненно застенчив, плохо отвечает у доски и поэтому получает тройки. Его мама говорит: «Если из тебя ничего не выйдет, я утоплюсь». (У Антона нет отца, – вероятно, поэтому мама считает, что из неё самой уже ничего не вышло).

Каждый день родители присылают Серёже из своих командировок письма. По очереди: день – папа, день – мама.

«– Фантастика! – сказала однажды бабушка. – Хоть бы раз перепутали очередь!..

Я не мог понять: восторгается она моими родителями или в чём-то их упрекает».

Каждое утро по пути в школу Серёжа заглядывает в почтовый ящик. И вот однажды по ошибке он вскрывает письмо, адресованное не ему. (Он Сергей, и отец Сергей.) А там...

Со мной случилась беда, Серёжа. Ты единственный человек, которому я могу рассказать. Если ты зайдёшь в любой вечер… Если не зайдёшь, не обижусь. Как уже было однажды… Это можно понять. Привет жене. Надеюсь, у вас все хорошо. Это можно понять.

– ???

На конверте указан обратный адрес, и Серёжа, измученный смутными подозрениями, отправляется по этому адресу. Видит фотографию отца на стене. Не обворожительно белозубого, а жалкого, лопоухого, с тонкой шеей, в солдатской пилотке. «Взгляд его был безрадостным, горьким».

Женщина, приславшая письмо, была когда-то его женой…

«Здесь, в этом стареньком жёлтом доме, отец был худым и страдал бессонницей. Учился… Отсюда ушёл на фронт и сюда же вернулся. Она его лечила… Но почему мне об этом никто никогда не рассказывал? Почему?! Даже бабушка, с которой мы часто обменивались тайнами. А может, она сама ничего не знает?

Я слышал, как однажды, в день годовщины свадьбы моих родителей, отец поднял тост за свою первую любовь. То есть за маму… Значит, эту женщину он не любил?»

Ещё у этой близорукой, сгорбленной, будто придавленной горем немолодой женщины (кстати, сколько лет Серёжиному отцу?..) был приёмный сын, сирота из детдома. Недавно нашлись его родители, и теперь он уходит к ним. Складывает вещи в свой пионерский чемоданчик, оставляет ключ на столе и уходит.

В прошлый раз она писала Серёжиному отцу, когда этот сын был ещё маленьким; одноклассники за что-то устроили ему «тёмную», он бился в истерике, требовал для них жестокого наказания. Мать хотела, чтобы Серёжин отец по-мужски поговорил с ним, объяснил, как в такой ситуации себя чувствовать и как вести. Больше-то попросить было некого. Но Серёжин отец не пришёл и, кажется, не ответил. Что ж, это можно понять. Вот и сын тоже считает, что хвост собаке нельзя рубить по частям. Только махом. И его можно понять...

«Я очень слаба» и «Это можно понять» – два главных рефрена в книге. Перекликаются, как «тик» и «так» в будильнике.

В кульминации повести Серёжа понимает, что не сможет стать ещё одним человеком, бросившим эту женщину. (Вероятно, он для этого «слишком слаб».) В последнее школьное лето перед ним встаёт выбор: лететь с родителями на самолёте в Крым, где море и горы, или ехать к одинокой Нине Георгиевне, и он выбирает ехать. За что отец, так и не узнавший об их знакомстве, упрекает Сережу в «бескрылости».

А можно вопрос?

Рецензент «Литературной газеты» на моём месте не преминул бы заметить, что тосты не «поднимают», а «произносят». Но это не единственный «вопрос к автору».

Вот, например, Антон. Персонаж эпизодический, по сюжету только один раз и пригодился. Когда Серёжа ищет предлог вернуться в дом Нины Георгиевны, его осеняет: ведь она врач-невролог, а Антон заика! Ему необходимо избавиться от заикания! Чтобы мама не утопилась! Нина Георгиевна соглашается позаниматься с Антоном, но объясняет Серёже: это только чтобы уйти от человека, нужен предлог. Чтобы к человеку прийти, предлог не нужен.

Всё правильно. Ещё один урок благодарно воспринят, повествование логично движется к финалу. Но постойте!.. А что же дальше происходит с Антоном?!

Вылечился он или нет? Разве это не важно – «утопилась» мама или не утопилась?

Это же, получается, Фирса забыли...

И согласие с нравственной правотой повести даёт трещину. Антон «не наш мальчик», он нам не интересен. Наш мальчик Серёжа, и с ним всё хорошо, он растёт нравственным человеком...

С этого момента уже другими, менее доверчивыми, глазами начинаешь смотреть на ту систему ценностей, которая противопоставляется самодовольной и самоуверенной «сверхчеловечности» Серёжиного отца. На бабушку-манипуляторшу, обманщицу контролеров. Получается, это в атмосфере её лукавой слабости выковался правильный Серёжин характер?

Получается – правильно притворяться слабым, уметь лавировать и, совершая выбор, сбрасывать со счетов «лишние переменные» вроде друга или оказавшегося «не на высоте» отца?

Мораль повести, к которой стремится автор, очевидно такова: «Сильный не всегда прав. Более того, не всё то, что кажется нам силой, ею является. Настоящая сила поверяется добротой». Это замечательная мораль. Но почему доброта рождается в атмосфере слабости?

...Кажется, где-то у Юрия Трифонова есть фраза: «Слабый не способен на подлость». Воображение рисует картину: в некотором государстве, вроде древнегреческой Спарты, всех детей проверяют на предмет ментальных отклонений. Если слабенький, задумчивый, – оставляют жить, а если жизнерадостный довольный собой здоровяк, – в пропасть. Чтоб какой-нибудь моральный урод из него не вырос...

Кто в повести добр? Серёжа, забывающий об Антоне? (В финале он вспоминает о нём лишь как о поводе не лететь в Крым, остаться с Ниной Георгиевной, а это значит, что урок Нины Георгиевны усвоен: чтобы покинуть отца (покинуть духовно, перерасти) нужен повод.) Ладно, Серёжа пока «только учится». Кто ещё добр?

Нина Георгиевна, но она же и воплощение слабости. Бабушка, притворяющаяся слабой (она добра хотя бы потому, что давным-давно раскусила отца). Верятно, Антон и его мама тоже добрые, хорошие люди... Но и они тоже слабы!

Выходит, где доброта, там слабость (мягкость, податливость), а где зло (черствость, эгоизм, а возможно и трусость отца), там пробежки, режим дня, и прочая «самодициплина».

Стремился ли автор к такому результату? Вряд ли. Но – что написано, то написано. Написана иллюстрация к стихам Галича:

Не бойтесь тюрьмы, не бойтесь сумы,

Не бойтесь мора и глада,

А бойтесь единственно только того,

Кто скажет: "Я знаю, как надо!"

Но это фальшивые и неумные стихи. Кому он предлагает не бояться тюрьмы – узникам, извините, Гулага? Кому он предлагает не бояться голода? Тем, кто голодал? Или тем, кто не знает, что это такое, – себе и себе подобным?

Да, для избалованных людей самое страшное – это нравственное несовершенство других. (Собственное несовершенство они как-нибудь переживут...)

* * *

Теперь понимаете, почему мне кажется, что в книге рядом с подростком должен быть сильный взрослый? Взрослый, который прав? Например, как у Носова. Носов (писавший, впрочем, для более юной аудитории, чем Алексин, но принципиально ли это?) никогда не противопоставлял добро и силу. Он был воплощением доброй силы. И в его произведения всегда присутствовал (неназидательный, часто незримый) сильный и правый взрослый. Как он это делал, я подробно рассказывал в статье по ссылке ниже.

Пока не знаю, как вы решили «задачу про поход» из начала статьи, но, по-моему, получается так. Обособленный тихий мальчик, которому просто негде и не у кого было учиться нормам человеческого ОБЩЕЖИТИЯ – вырастет и будет всех поучать (с лицом Соловьёва или Познера). А тот, другой... Этот, как бишь его, Антон...

Ну, «он мужик, а их на Руси много».

Далее:

А всё-таки он их «срезал»! Об известном рассказе Василия Шукшина

Как рассказы Носова воспитывают в мальчиках мужественность

Друзья! Нам стали поступать претензии – дескать, прикрываясь детским журналом, пропихиваем тут свои политические агитки...

Полагаю, что тем, кто эти претензии высказывает, не нравится содержание "агиток", а в детский журнал он даже и не заглядывал. А вы загляните! Может быть, вашим детям или детям ваших друзей именно такой журнал и нужен.