Черкесия — боль моя и надежда (2)

Ко Дню Памяти адыгов/черкесов — жертв русско-кавказской войны ХIХ века (2)

Т. Половинкина, историк

Часть 1 - Часть 2 - Часть 3

В своем рескрипте (письме) от 24 июня 1861 года на имя наказного атамана Кубанского казачьего войска генерала Евдокимова император Александр II поручил ему составить план заселения предгорий Западного Кавказа казаками и «проект о наделении горцев землями в Кубанской области взамен земель, занимаемых новыми станицами». В названном проекте, по мнению генерала Фадеева, «предполагалось основательно, как доказало потом событие, что значительная часть горцев не захочет подчиниться русской власти и уйдет в Турцию». Действительно, Евдокимов в этом не сомневался. Он, в частности, писал: «Чем больше окажется таких переселенцев, тем меньше затруднений мы будем иметь при дальнейшем устройстве покоренного края». Генерал рассчитывал на помощь казны в аренде морских судов «для перевозки всех абадзехов и шапсугов, желающих отправиться в Турцию». Только в этом случае, считал он, «вероятно большинство непокорных увлеклось бы бесплатным провозом и оставило бы родину без борьбы с нами». А расход казны, по Евдокимову, «с лихвою вознаградился бы ускорением окончания войны». Оставалось только подтолкнуть к этому горцев.

(К слову сказать, Евдокимов получил разрешение на переселение горцев морем за счет казны. Однако этот вопрос долго оставался открытым. Практически вплоть до 1864 года русская сторона не принимала непосредственного участия в переселении: не нанимала судов для перевозки горцев в Турцию, не выдавала денежных пособий. Россия предоставляла изгнанникам «самим распоряжаться своим переездом по ближайшему их усмотрению», «на свой страх и счет».)

Тем же рескриптом от 24 июня 1861 года были увеличены льготы и пособия казакам Кубанского казачьего войска, переселявшимся на передовые линии. (Однако летняя колонизация 1861 года была сорвана в связи с отказом Хоперского казачьего полка переселяться целыми станицами. Вместо 17 станиц Евдокимову удалось водворить лишь 8, назначенных еще осенью 1860 года, преимущественно из «охотников».)

К весне 1862 года «Положения о заселении предгорий Западной части Кавказского хребта кубанскими казаками и другими переселенцами из России», а также «Проект о наделении горцев землями в Кубанской области, взамен земель, занимаемых новыми станицами» были готовы. В апреле-мае предложения, подготовленные управлением иррегулярных войск военного ведомства России, были одобренны без существенных изменений Военным Советом и Кавказским комитетом (3 мая), а 10 мая 1862 года Положение (37 с.) и Проект (4 с.) утвердил Александр II. На Положении стоит его подпись «Быть по сему».

Положением предусматривалось занять Черкесию от ее северных границ до Главного Кавказского хребта и реки Макопсе, впадающей в Черное море, казачьими станицами «с целью окончательного покорения горских племен, остающихся враждебными» России. Все отмеченное пространство было поделено на две части: южная полоса, лежащая в предгорьях и горах, - 1360 тысяч десятин удобных для хозяйствования, - предназначалась для казаков; северная, примыкающая к Кубани и Лабе, - 1014 тысяч десятин - для горцев. «Обширные пространства, вновь отводимые казакам, - писал генерал Фадеев, - превосходят своим плодородием и обилием всех хозяйственных статей, лучшие земли в империи». Завершить колонизацию планировалось минимум через 6 лет. (За счет вытеснения горцев в Турцию Евдокимову удалось сделать это за 5 лет — в 1861-1865.)

Основную часть переселенцев-казаков поставляло Кубанское войско (12.400 семьи). От Азовского выделялось 800 семей, от Донского — 1200. Кроме того, планировалось поселить 2.000 семей государственных крестьян и 600 — от женатых нижних чинов Кавказской армии. Всего для колонизации горских земель, в том числе приморских от устья реки Макопсе до устья (старого) Кубани, по Положению, требовалось 17.000 семей. К заселению привлекалось также 170 офицерских семей. Казаки получали от 20 до 30 десятин на каждую душу мужского пола казачьей семьи и по 200 десятин на каждую офицерскую семью удобной и неудобной земли. Тем семьям, которые переселялись добровольно, назначались дополнительно участки в частную и потомственную собственность: каждой офицерской семье от 25 до 50 десятин и каждой семье любого сословия от 5 до 10 десятин удобных земель.

В соответствии с Положением на генерала Евдокимова возлагались «непосредственные распоряжения по исполнению всех мер для заселения». Он был обязан ежегодно предоставлять главнокомандующему Кавказской армией план военных действий, а также предложения о числе переселенцев для водворения их весной следующего года.

Согласно вышеназванному Проекту для поселения закубанских горцев, земли которых занимались казачьими станицами, выделялось четыре участка: в Натухайском округе — 100 тысяч десятин; между реками Адагумом и Белой — 251 тысяча; между рекой Белой и Большой Лабой — 200 тысяч; между Кубанью и нижней частью реки Большой Лабы — 463 тысячи десятин. Всего — 1014 тысяч десятин земли. За минусом до 50 тысяч десятин «еще не осушенных болот», находившихся по низовьям рек, впадавших в Кубань, и 100 тысяч десятин четвертого участка, где уже жили адыги, в том числе, как сказано, частные владельцы, отказавшиеся от переселения в Турцию, на долю «всех будущих выходцев с гор», в том числе южного склона, пришлось 864 тысячи десятин земли. На этих участках предполагалось поселить 151.300 человек, в том числе: махошей — 3.000, егерукайцев — 3.000, верхних и нижних абадзехов — 70.000, кубанских и черноморских шапсугов — 60.000 натухайцев — 15.000 и 300 человек абазин-баракаев.

Им и 10.000 бжедугов, уже жившим на указанном пространстве, Евдокимов предлагал отвести от 4 до 5,5 десятин на одну мужскую душу. Этот надел он считал «весьма изобильным» для горцев. Как тут не вспомнить слова этого недоброй памяти генерала: «Я считаю себя вправе предоставить горцам лишь то, что останется на их долю после удовлетворения последнего из русских интересов». В своем проекте, который был утвержден без изменений, он писал, что назначенный для казаков большой надел имел целью «развить между казачьим населением обширное скотоводство и особенно коневодство». Они заслужили это своей службой, считал Евдокимов. В противоположность казакам, по его мнению, «для горцев большой поземельный надел положительно будет вреден». И объяснял свое решение так: «Изобилие земли даст им возможность пренебрегать ея возделыванием и заниматься усиленным скотоводством. Этот промысел, когда он берет перевес над земледелием, приучает жителей к праздности, и отсюда развивается и поддерживается у них страсть к хищничеству. Напротив, ограниченность поземельных угодий заставляет горцев заняться обработкою своих земель, а с тем наделом они должны будут отказаться от своей страсти к наездничеству, которое возможно только при изобилии табунов».

В Проекте оговаривалось, что если число оставшихся на родине горцев превысит указанное (161.300 человек), тем, кому не хватит земли на Кубани обещали выделить ее в ногайских степях Пятигорского уезда. Все вопросы, связанные с переселением горцев на равнину, были представлены на усмотрение командующего войсками Кубанской области генерала Евдокимова, формально с соблюдением «условий, необходимых для облегчения горцам переселения».

На 1861-1863 годы пришелся самый активный период колонизации Северо-Западного Кавказа Россией. Но чтобы его «превратить в чисто русскую область, - писал А.Зиссерман, - нужно прежде завоевать его и довести туземное полумиллионное население или до безусловной покорности, или до выселения в Турцию..., заселение являлось уже последствием завоевания и становилось возможным благодаря уходу туземцев в Турцию».

На вынужденный характер выселения черкесских горцев в Турцию указывает и донесение временно исполнявшего обязанности командующего Кавказской армией в 1861-1862 годах генерала Г.З.Орбелиани, который писал: «В последнее время весьма многие из горцев, пренадлежавших к непокорным еще нам племенам западной части Кавказа, будучи теснимы нашими войсками, ищут возможности удалиться в Турцию... Имея в виду, что всякое противодействие намерению этих горцев удалиться из отечества, при том крайнем положении, в которое они поставлены действиями войск наших, было бы в отношении к ним только излишнею жестокостью, ничем неоправдываемою, я разрешил ген.-адъют. гр. Евдокимову дозволить всем горцам, принадлежащим к племени шапсугов, абадзехов и непокорным натухайцам, отправляться в Турцию из Константиновского укрепления и других пунктов нашего прибрежья».

Военный министр генерал Милютин в своих воспоминаниях так отзывался о ходе колонизации: «План Евдокимова проводился в исполнение с настойчивостью и беспощадною суровостью относительно вытесняемого из гор туземного населения. Горцы были на него так озлоблены, что, по слухам, решили убить его, для чего выбрали из своей среды 8 человек, обязавшихся привести это решение в исполнение». Жестокое покорение Западного Кавказа справедливо связывается с именем генерала Евдокимова. Его сослуживец генерал Филипсон, которого тот сменил на посту начальника Кубанской области, вполне заслуженно назвал Евдокимова «покорителем-истребителем черкесских племен».

Заселение в мае 1861 года передовых казачьих станиц Каладжинской, Ахметовской, Псеменской, Андрюковской на левом берегу Большой и Малой Лабы и предполагавшееся возведение в том же году станицы на реке Ходз (Бесленеевская), вдоль течения которой жили бесланейцы, поставило русских «в прямое столкновение» с ними. Колонизация потеснила и абазин — остальных башилбайцев, а также тамовцев, кизилбековцев, баговцев, шахгирейцев (чагрей), здесь проживавших. Всем им было предложено перейти на равнину или отправляться в Турцию в самый короткий срок.

Как писал неустановленный знаток русской колонизации, «дело началось с бесленеевцев, как с племени самого вредного и опасного для нас, дававших всегда отличных вожаков в наши пределы и вообще предводительствовавших набегами на наши границы. На мирный исход дела рассчитывать было нельзя». 20 июня 1861 года, «вследствие упорства», 4.000 бесланейцев было внезапно окружено войсками и насильно выведено с Ходза на правый берег реки Урупа. Уже оттуда 600 семей отправилось под конвоем для отплытия в Турцию, остальные 200 семей было поселено в Нижне-кубанском приставстве, на левой стороне Кубани, на указанных местах , образовав, как говорилось, «первое ядро» закубанских аулов.

Одновременно шло переселение в Турцию кабардинцев из Большой и Малой Кабарды. По официальным данным, приведенным А.Х.Касумовым, в течение 1860-1861 годов их число достигло 10.343 человек (вместе с некоторыми другими кавказцами). Н.Ф.Грабовский, на которого ссылается Г.А.Дзидзария, сообщал, что в указанные годы выселилось 881 кабардинское семейство, что составляло 1/8 часть населения Кабарды. Он же указывал, что «и в последующие годы кабардинцы неудержимо продолжали эмигрировать в Турцию, хотя и не в таком количестве, как в первые два года». На землях Малой Кабарды, освободившихся в 1860 году после ухода части ее населения в Турцию, генерал Евдокимов полагал поселить чеченцев и карабулаков. Но, видимо, не успел. В ноябре 1861 года командующим войсками Терской области вместо Евдокимова был назначен генерал-лейтенант князь Д.И.Святополк-Мирский, который, по словам Берже, «не разделял его убеждений» в этом вопросе.

Вслед за бесланейцами, во второй половине 1861 года, перечисленные выше небольшие абазинские общества из верховьев Большой и Малой Лабы, Урупа и Ходза без сопротивления подчинились требованиям генерала Евдокимова: часть их переселилась на равнину за реку Белую, остальные собрались уходить в Турцию. О чагреях (чегреях) известно, что, покинув в 1861 году свои селения, они провели зиму 1861-1862 годов в районе Главного Кавказского хребта, а весной в подавляющем большинстве выселились в Турцию. Согласно этнографическим данным Л.И.Лаврова за 1928 год, небольшая часть чегреев вышла к русским и была поселена на левом берегу реки Ходза, «откуда не позже 1863 года, - писал он, - перешла на то место, где и теперь расположено их селение Апсуа (бывшее Чегрей или Шахгиреевское). Еще совсем недавно абазины жили в черкесских селениях Ульском, Кошехабле, Ходзе, до 1890 года, до выселения в Турцию, жили и в ауле Унароковском».

Согласно порядку, установленному русским правительством, вынужденные переселенцы (в данном случае речь идет об абазинах) должны были обратиться с просьбой к командующему войсками Кубанской и Терской областей Евдокимову дать им на это разрешение. В своем отзыве управляющему военным министерством главнокомандующий Кавказской армией докладывал, что он «разрешил генерал-адъютанту графу Евдокимову увольнять желающих из упомянутых племен в Турцию», «принимая во внимание, что соседство этих полувраждебных нам племен, привыкших к хищничеству, держит в тревожном положении наши казачьи поселения в горах». А раз они сами уходить не хотят, писал далее генерал Орбелиани, выселять их на плоскость придется «силою оружия», но это будет, по его словам, «сопряжено с потерею людей (солдат. -Т.П.) и времени». Пусть уж лучше отправляются в Турцию.

Таким образом, к концу 1861 года все пространство между верховьями Урупа и Ходза до Главного хребта было очищено от местного населения. На верхней Лабе, Ходзе, Гупсе, Фарсе и Белой (правый берег) насчитывался целый ряд водворенных летом казачьих станиц. Продолжалось устройство новой линии постов вверх по реке Белой. Новая Белореченская линия отрезала у горцев большое пространство земли между Лабой и Белой.

Постройка летом 1861 года станиц Губской (на реке Гупс, притоке Ходза), Нижне-Фарской и Кужорской (на реке Кужор, притоке Фарса) сдвинула с обжитых мест черкесов, проживавших в предгорной полосе между Лабой и Белой. 10 тысяч закубанских кабардинцев с реки Фарс первыми были вынуждены освободить свои земли и переселиться на указанные места по реке Ходз. За ними вышло для поселения на равнине 50 семей темиргойцев (чемгуй), живших в горах с конца 1840-х годов. Так образовалось «ядро» залабинских аулов (не считая небольшого числа темиргойцев, проживавших в низовьях Лабы), к которым стали приселять последующих выходцев с гор, абадзехов прежде всего. О горных темиргойцах известно, в частности, что в 1840-1850-х годах темиргойский князь Карабек Болотоков, под давлением Мухаммед-Амина, переселился за Белую и увел с собой, кроме темиргойцев, мамхегов и егерукайцев. В 1851 году Карабек возвратился на жительство к низовьям Лабы, но этому примеру последовала лишь часть его подданных. Большинство темиргойцев оставалось в горах.

О событиях зимней кампании 1861-1862 годов вспоминал ее участник М.И.Венюков: «Аулы баракаевцев, абадзехов на Фюнфте (Финтфе, правом притоке реки Белой. - Т.П.) и Фарсе горели три дня, наполняя воздух гарью верст на тридцать, когда в феврале 1862 года началися движения наши для изгнания этих горцев...». И с удовлетворением добавляет: «Переселение 1862 года шло чрезвычайно успешно». Его дополнил генерал Зиссерман, согласно которому, 12-29 марта 1862 года было уничтожено 30 аулов по Фарсу и его правому притоку Псыфиру, и более 20 аулов по Фюнфту. Он также писал, что в течение 17 дней «войсками совершенно очищено от непокорного населения все пространство между Лабой и Белой».

«Роковым», по выражению Венюкова, для абазин правого берега реки Белой стал март 1862 года, когда Пшехский отряд отправился в горы, «чтобы жечь аулы». «Это была самая видная, самая «поэтическая» часть Кавказской войны. Мы старались подойти к аулу по возможности внезапно и тотчас зажечь его. Жителям предоставлялось спасаться, как они знали...». Он отметил, что во время этого набега только один, большой, аул сдался и без сопротивления перешел на равнину. При возникновении перестрелки солдаты, пользуясь своим превосходством в силе, быстро подавляли ее. За три дня похода отряд сжег около 70 небольших аулов общей численностью до 5.000 человек.

Обычно жители, прежде всего дети, женщины и старики, спешили покинуть аул и укрыться в ближайшем лесу до прихода войск. Указывая на это в своих мемуарах, Венюков писал: «Сколько раз приходилось в опустевших при нашем приближении хижинах заставать на столе теплую кашу с воткнутою в нее ложкою, починявшуюся одежду с невыдернутою иголкою, какие-нибудь детские игрушки в том виде, как они были разложены на полу, около ребенка. Иногда - к чести, впрочем, наших солдат, очень редко, - совершались жестокости, доходившие до зверства... Жестокости эти были тем возмутительнее, что были совершенно не в духе доблестных русских солдат - обыкновенно столь добродушных... Таков был характер войны».

Зимнюю кампанию русских 1861-1862 годов «увенчало» занятие в апреле 1862 года долины реки Дахо, писал один из участников военных действий против даховцев, - «последнего клочка земли на Белой, еще не принадлежавшего России».

В том же 1862 году ушли в Турцию и остальные абазины из обществ баговцев, баракайцев и шахгирейцев. Из них только малая часть последних выселилась на низовья Лабы. Что касается баракайцев, проживавших на Гупсе, то они в 1862 году переселились в Даховское ущелье, откуда в 1863 году ушли в Турцию. На Кавказе, писал Л.И.Лавров, их осталось 460 человек, которые расселились по разным абазинским и адыгским аулам. Больше всего их осело в селении Ульском (156 человек). Баговцы до 1862 года обитали в верховьях реки Ходз, на левом берегу. В 1863 году ушли в Турцию. Их осталось, по Лаврову, всего 27 человек, поселившихся тогда же в селении Чаграй, Ходзском и Унароковском.

В 1862 году заселение междуречья Лабы и Белой кубанскими казаками было завершено. Всего на пространстве между морем и Адагумом, Лабой и Белой весной и летом 1862 года было основано 26 станиц, из них в натухайской земле — 12. Еще одна станица — Пшехская — учреждена западнее реки Белой.

Новые поселенцы, с небольшим интервалом, двигались вслед за войсками «для водворения на показанных местах, закреплявших за ними очищенную от неприятеля страну, в которой, однако, горцы рыскали мелкими партиями во всех направлениях для нанесения нам возможного вреда», - объяснял русскому читателю участник событий М.И. Венюков. И призывал их посочувствовать войскам и переселенцам, которые несли «огромнейшие труды, лишения и нужды на это покорение страны».

2 мая 1862 года натухайцев предупредили, что они должны
«непременно» перейти на прикубанскую низменность и поселиться большими аулами. В противном случае войсковому начальству предписывалось «принудить их к этому силою оружия». Если же они «пожелают удалиться целыми обществами в Турцию, то не только им в этом не препятствовать, но способствовать всеми зависящими средствами всегда и во всякое время». Как констатировал в августе 1862 года главнокомандующий армией генерал Г.З.Орбелиани, большая часть земель натухайцев занята казаками и горцы «так стеснены, что им действительно трудно существовать на оставшейся в их владении земле».

В 1862 года большая часть Натухайского округа была занята казачьими поселениями, а в 1863-м началось насильственное сселение их и части бжедугов в большие аулы. Принудительные меры стали причиной ухода в том же году в Турцию до 300 семей бжедугов-керкенейцев (около 2.500 человек). Вслед за ними, сообщает источник, начальник Натухайского военно-народного округа генерал Бабич отправил под конвоем к берегу моря более 4.000 натухайцев, отказавшихся переселиться на Кубанскую низменность, а также часть шапсугов. Шапсуги, проживавшие на местах, занятых позже станицами Абинского казачьего полка (предгорья от Адагума до Иля) были вынуждены в конце 1862 года и в начале 1863-го перейти на равнину Кубани и поселиться в назначенной для них полосе большими аулами между Адагумом и Афипсом. К концу апреля 1863 года за счет новых выходцев с гор численность шапсугов на указанном пространстве, по сообщению Б.М.Джимова, возросло до 25 тысяч человек.

К концу 1862 года абадзехи оказались стиснутымии между Белой и Супсом. Не могли и дальше оставаться на своих местах соседи абадзехов махоши, егерукайцы, темиргойцы. Небольшое их число было поселено в низовьях Лабы, на ее левом берегу, остальные ушли за Белую. Оттуда в течение осени 1862 и весны 1863 года они, численностью до 2.000 семей (около 15.000 человек), отправились на переселение в Турцию. Этому способствовало, наряду с прочим, отсутствие у абадзехов свободной для поселения земли. Как уже указывалось, они сами находились в затруднительном положении.

В ходе очередной зимней кампании 1862-1863 годов русские войска продолжали очищать горную Черкесии от ее жителей между реками Адагумом на западе и Белой на востоке. На пространстве между Белой, Пшехой и Пшишем, в нижнем их течении, действовал Пшехский отряд (в верховьях этих рек - отряд генерала Геймана). Он был сформирован еще в феврале 1862 года из состава Абадзехских отрядов специально для действий против абадзехов. Начинал с прокладки просек от станицы Ханской на реке Пшехе. По словам С.Эсадзе, именно тогда началось вторжение русских войск в земли горных абадзехов.

В самом начале 1863 года Пшехский отряд занимался устройством станиц вдоль реки Пшехи. Открытых боевых столкновений, по словам Венюкова, было мало, но перестрелки случались часто, прежде всего во время обследования уже оставленных горцами аулов. Продолжались они и в тылу русских войск. Так, по сведениям А.Д.Панеша, при зачистке войсками ущелья реки Фарс 3 января 1863 года близ станицы Новосвободной произошел бой с горцами, который продолжался несколько часов. Во время одной из карательных экспедиций «12 -16 марта 1863 года, - пишет он же, - было уничтожено 33 аула, расположенных по течению Фарса и между этой рекой и Псефиром».

Зима 1862-1863 годов, как отмечалось, была ранней и очень холодной. Горцы практически были лишены возможности сопротивляться. Как писал в январе 1863 года генерал Евдокимов начальнику штаба армии, «военные
действия, производимые нашими войсками с разных сторон в неприятельском крае поставили значительную часть горского населения в положение безвыходное, которое еще более усилилось суровою зимою и сильными морозами. Теснимые нашими войсками, туземцы выходили к нам с единственным желанием найти у нас какой-нибудь приют в 20 градусов мороза и прокормиться у своих единоверцев до весны, чтобы потом устроиться на указанных местах».

К концу 1862 года во время военных действий русских отрядов за рекой Белой против абадзехов на равнину вышло несколько сотен горских семей. Часть абадзехов отправилась на Лабу, остальных селили в Нижне-кубанском приставстве, «особенно, - писал М.Венюков, - в Вольном ауле» (по информации Лаврова, адыги называли его Дзасус - «перебежчик»). Он был образован, чтобы «привлечь возможно более мирных горских переселенцев на Кубань». В этот аул отправляли не только «беглых» абадзехов, но и других адыгов/черкесов, выходивших вместе с ними из Абадзехии, в большинстве своем крепостных крестьян. Из Вольного аула они расселялись по другим аулам, находившимся на левобережье Кубани. Однако с сентября-октября 1863 года, после «принесения» абадзехами покорности, крепостных стали возвращать обратно их владельцам.

«Несколько сот семейств (с Курджипса и соседних рек. - Т.П.) отправлены к нам для поселения на Лабе, ниже места, отведенного закубанским кабардинцам», - писал в своем донесении военному министру командующий армией генерал Орбелиани в конце октября 1862 года. Это произошло при наступлении отряда Евдокимова на селения абадзехов и мамхегов. Последние, как писали со ссылкой на А.Н.Дьячкова-Тарасова М.Г.Аутлев и Л.И.Лавров, жили в то время между Белой и ее левым притоком Курджипсом (по соседству с абадзехским обществом Даур-хабль) в селениях Кураль (самое большое), Патукай, Хоретль, Куйжий, Хачемзий, Боджукай, Бадженай, Тлепсежи, Дугххабль, Дачехабль, Хакунай, Таганай и Уордане (до этого обитали в верховьях реки Уль, откуда, по сообщению К.Ф.Сталя, около 1849 года были уведены темиргойским князем Болотоковым Карабеком за реку Белую). В течение 1862-1863 годов большая часть мамхегов переселилась в Турцию. Оставшиеся перешли на жительство к низовьям реки Фарса и основали там аул Мамхег, рядом с абадзехским аулом Хакуринохабль (в основном из Патукая), а также расселились по аулам Хакуринохабль, Хачемзий, Хаджимукохабль, Джеракай (по реке Фарс), Егерукай, Адамий, Уарп и Вольный. В 1884 году общее число мамхегов в Кубанской области (Майкопский уезд), по данным Е.Д.Фелицына, составляло 1.258 человек, из них в ауле Мамхег — 715. Здесь жили абадзехи (369 человек), шапсуги, егерукайцы и ногайцы.

В разных экспедициях и набегах войск принимала участие и горская милиция, державшаяся, правда, несколько обособленно. Так, в составе ноябрьского похода 1862 года против абадзехов с Курджипса были милиционеры (добровольцы из горских народов) из Нижне-Кубанского и обоих Лабинских приставств . К слову сказать, отряд состоял под общей командой генерала Евдокимова.

В 1863 году казачья колонизация продвинулась на востоке Черкесии до Пшехи и Пшиша, на западе станицами Абинского полка были заняты предгорья от Адагума до Иля: на земле абадзехов от Белой до Пшиша было заселено 13 казачьих станиц, в Шапсугии — 8. «Такая колонизация, соединенная с настойчивыми действиями наших отрядов, - писал свидетель событий, - сгруппировала все почти население абадзехов между Пшишем и Псекупсом и поставила их в самое стесненное положение. Шапсуги тоже должны были уступить силе обстоятельств, небольшая часть их выселилась на Кубань, большая же оставалась некоторое время в горных трущобах края, но преимущественно опустилась на южный склон, откуда осенью того же года по частям стала отправляться в Турцию». В письме генерала Карцова к управляющему русской миссией в Стамбуле от 23 августа 1863 года сообщалось, что при движении русских отрядов от Анапы к востоку и от Лабы к западу было вытесненно 50.000 человек, «изъявивших безусловную покорность» и поселившихся «на Кубани и при устьях рек, в нее впадающих».

В начале 1863 года горское население Кубанской области составляло: Натухайский округ — 26.684 человека, Бжедуховский — 23.782, будущие (учреждены в декабре) Шапсугский и Абадзехский округа — 12.600 и 16.314 человек соответствено, Нижне-Кубанское приставство — 4.340, Верхне-Кубанское — 26.348 человек. Всего — 110.068 человек, из них 83.720 адыгов/черкесов. Остальные — ногайцы, карачаевцы, абазины.

Из опубликованных в начале 1864 года статистических данных по Северо-Западному Кавказу следует, что общая численность адыгского населения Кубанской области в середине 1863 года составляла 166.200 человек. В это число включены: натухайцы — 26.700, бжедуги — 20.000, кабардинцы — 6.500, абадзехи 8.000, шапсуги — 13.000, махоши, егерукайцы и темиргойцы — 12.000. Все они отнесены к «покорным». Отдельно указаны «непокорные» 40.000 абадзехов и 40.000 шапсугов. Таким образом, за первую половину 1863 года к русским для поселения на равнине вышло до 56.000 человек.

К лету 1863 года почти все абадзехское население было буквально зажато между Пшишем и Псекупсом. Как отметил полковник В.А.Франкини в своей записке военному министру Милютину, «новая система» Евдокимова «именно тем страшна, что она обхватывает и сжимает неприятеля как бы в тисках, из коих ему, по-видимому, вырваться нельзя». Небольшая часть абадзехов вышла к русским и была отправлена для поселение на левобережной равнине реки Лабы. Остальные, не имея возможности для продолжения сопротивления, вступили в переговоры с Евдокимовым о временном перемирии. Об их исходе сообщал М.И.Венюков: «Граф Евдокимов, приехавший в отряд Геймана, успел заключить с абадзехами перемирие, выгодное для обеих сторон» (в связи с полевыми работами, указывает он же). Поэтому, по Венюкову, летом 1863 года военные столкновения были редки. Автор говорит о «честном держании» горцами условий любых переговоров (чего, кстати, не скажешь о генерале).

Осенью 1863 года русским стало известно (из донесений лазутчиков), что возвратившиеся из Стамбула абадзехские старшины привезли письма от Мухаммед-Амина и Карабатыра Заноко, в которых те убеждали абадзехов, шапсугов и убыхов не покоряться русским и не переселяться в Турцию, а вести пока лишь оборонительные действия; внушали надежду на начало в самое ближайшее время новой войны Турции и ее европейских союзников с Россией, на помощь Турции как оружием, так и войсками. В ночь с 14 на 15 августа 1863 года к устью реки Джубги для встречи с шапсугами, на турецком пароходе с теми же призывами прибыл сам Карабатыр. Горцы, как сказал в 1863 году один из свидетелей событий, «упали совершенно духом и, колеблясь различными слухами, сами не знали, на что решиться».

В конце лета 1863 года, в связи с обострением международной обстановки вокруг черкесского вопроса и ожиданием весной следующего года новой европейской войны, Евдокимову было предложено, по возможности, ускорить военные действия в Кубанской области, чтобы закончить войну на Кавказе к весне 1864 года.

В сентябре 1863 года абадзехи, «стесненные с востока и запада линиями казачьих станиц по рекам Пшишу и Шебшу и отрезанные от гор войсками», были вынуждены прекратить сопротивление и «изъявить покорность» на условиях Евдокимова. (Покорность Евдокимов принимал и прекращал военные действия лишь с условием выселения с гор. По существу, слова «покорность» и «выселение» были у него синонимами.) Добившись покорности силой оружия, Россия стремилась как можно скорее «удалить» своих потенциальных подданных в пределы другого государства. Подобные жестокие и циничные по своей сути действия русских властей по отношению к горцам можно с полным основанием назвать беспрецедентными, этническим и религиозным геноцидом.

Кавказские власти прекрасно понимали, что черкесы-горцы, говоря словами Франкини, «не могли покориться на условиях, которые их ожидали (на Кубани. - Т.П.), следовательно реальный выбор состоял между выселением и смертью за независимость». В этом открыто признавались главнокомандующий армией и начальник ее штаба. Так, генерал Карцов, к примеру, в секретном документе писал, что горцы «готовы покориться, но так как непременным условием покорности мы ставим переселение на Кубанскую равнину, то они и предпочитают удаление в Турцию». Вообще-то, как свидетельствуют факты, это был вариант развития событий, который предпочитала именно Россия. Горцы же стали жертвой этих предпочтений.

В ситуации, в которой оказались абадзехи к осени 1863 года, их «единственной просьбой», как подчеркивалось в донесении Евдокимова, было разрешить им остаться в горах до весны 1864 года, чтобы затем уйти Турцию.
Им дали срок до 1 февраля, который затем продлили на неделю для сбора имущества. По окончании срока они должны были выселиться «на нижнюю Кубань или в Турцию».

Для управления верхними абадзехами, оставленными до весны между Пшишем и Псекупсом, по распоряжению командующего Кавказской армией от 8 ноября 1863 года было образовано временное Абадзехское приставство.

Что касается шапсугов, то они также в конце лета 1863 года были вынуждены «покориться безусловно», то есть выселиться с обжитых мест. В секретном отношении начальника главного штаба Кавказской армии генерала Карцова русскому посланнику в Турции сообщалось, что шапсуги-горцы численностью 30.000 человек осенью 1863 года были поселены на левом берегу Кубани и подчинены русскому военному управлению. Остальные, писал он далее, «частию выселились в Турцию, частию сгруппировались на морском берегу около реки Псезуапе».

Абадзехи и шапсуги, как писал Венюков, «просили только не препятствовать их переселению в Турцию». И, конечно, «Евдокимов обещал им со своей стороны полное содействие. С этой целью посланы были по всему прибрежью Черного моря разные агенты нанимать все свободные суда для перевозки горцев. Отправление их пошло быстро», - докладывал он же. Видимо, чтобы не передумали.

В октябре 1863 года в своем донесении наместнику кавказскому генерал Евдокимов докладывал, что «на северном склоне Кавказского хребта нет более вооруженного неприятеля». Тогда же, в секретном письме от 29 октября 1863 года генерала Карцова российскому консулу в Трапезунде, сообщалось: «В настоящее время горцы так стеснены в береговой полосе, что выражают сильное стремление выселиться в Турцию, что совершенно согласно с нашими видами и может весьма ускорить покорение всего Кавказа...».

В целях «облегчения» участи изгоняемых черкесов кавказское военное начальство приняло решение допустить «в виде временной меры... чтобы крейсеры задерживали только те суда, на коих окажется военная контрабанда — оружие, порох, свинец и снаряды». Всем остальным турецким судам было разрешено «не препятствовать приставать к любому пункту берега, населенного горцами», а также не останавливать их, «если на обратном пути они будут везти горцев, переселяющихся в Турцию». Одновременно, в октябре 1863 года, был заключен контракт с керченским судовладельцем на перевозку абадзехов в Турцию в феврале-марте 1864 года, а также «заблаговременно были поставлены в известность о предстоящем переселении горцев хозяева турецких кочерм».

Но кроме этого, для поощрения к выселению, генерал Евдокимов предложил установить небольшую «премию» для 10.000 семей тех горцев, которые населяли прибрежную полосу и которые будут отправляться в Турцию с портов, занятых русскими.

По ходатайству Евдокимова, 10 ноябре 1863 года главнокомандующий Кавказской армией обратился к военному министру с просьбой решить вопрос о выделении на эти цели 100 тысяч рублей. Одновременно он писал: «Успехи наших войск заставили горцев Западного Кавказа, живших на северном склоне Кавказского хребта, изъявить полную покорность с обязательством весною переселиться на прикубанскую равнину или уйти в Турцию, частию же перейти на юго-западной склон гор, где в настоящее время население почти удвоилось этими пришельцами. Для исполнения общего плана покорения Кавказа мы должны теперь приступить к очищению прибрежной полосы. Войска наши уже заняли перевалы против Туапсе и Джуба». Наместник не сомневался, что население, стиснутое войсками между морем и горами, было готово покориться, если бы ему разрешили остаться на прежних местах. Но это не входило в планы России. По его словам, «дозволение горцам остаться в прибрежной полосе прямо противоречило бы принятому плану покорения Западного Кавказа». В связи с этим горское население южного склона гор, считал он, необходимо было удалить безусловно.

Далее наместник писал, что «природа прибрежной полосы и привычки населения ее занимающего до такой степени не сходны с тем, что мы можем предложить горцам, то есть с жизнью в прикубанской степи, что большинство этого населения придется истребить оружием, прежде чем оно согласиться исполнить наши требования». Поэтому и сам командующий армией, и ее генералитет (прежде всего Евдокимов), как и вся верхушка России во главе с царем, считали «всего выгоднее» дать горцам «возможность» переселиться в Турцию. Причем, каждый раз, заявляя об этом, нагло и цинично выдавали свое преступное деяние за акт человеколюбия (с оглядкой на Европу, разумеется). Вот, к примеру, начальник штаба армии генерал Карцов прямо писал, что «в видах человеколюбия и видах облегчения задачи, предстоящей нашей армии, необходимо открыть им другой выход: переселение в Турцию». Он, правда, высказывал опасение, что могут возникнуть «затруднения» со стороны турецкого правительства «против такой высылки народа целыми массами».

Получив очередный рапорт генерала Евдокимова о победах над черкесами, главнокомандующий армией и наместник Кавказа великий князь Михаил Романов 2 декабря 1863 года с чувством глубокого удовлетворения с воодушевлением писал графу: «Донесения ваши об изъявлении абадзехами покорности, о занятии Пшады и Джубы, о поражении в верховьях Туапсе убыхских скопищ, до глубины души меня порадовали. Все это — плоды ваших соображений, вашей деятельности и твердости, плоды неутомимых, могу сказать, безпримерных трудов храбрых войск, действующих под начальством вашим. Северный склон Кавказа покорен ими. Близко время, когда и юго-западный скат будет очищен от дикого, враждебного нам народа, и недоступный доселе восточный берег Черного моря, приняв русское население, станет на самом деле берегом русским. Надеюсь, что минута эта скоро наступит, и мы повергнем к стопам государя императора весь Западный Кавказ, умиротворенный и покорный».

В то же время русское правительство, как писал в 1863 году М.И.Венюков, старалось «в известиях о Кавказе, печатаемых в газетах, по возможности, обходить вопрос о судьбе горцев, выселяемых на равнины или уходящих в Турцию, ограничиваясь только изображением тех успехов, которые делает наша колонизация». И тут же добавил: «Что касается воззрения наших действующих лиц, то могу сказать, что Милютин общим ходом дел доволен, но однажды выразился так: «Нужно, нужно кончать поскорее, а то Кавказ очень дорого стоит». Генерал Фадеев считал, что Кавказ действительно потребовал больших жертв, «но чего бы он не стоил, ни один русский не имеет права на это жаловаться».

В декабре 1863 года для управления оставшимися горцами были учреждены два новых округа: Абадзехский, в состав которого вошло все горское население, поселенное в междуречье Лабы и Белой, в его нижней части, и Шапсугский (между реками Афипсом и Адагумом).

В конце 1863 года вопрос о кавказских переселенцах очередной раз обсуждался турецким правительством. Турция не отказывалась в принципе их принять, но настаивала на своем праве определять беженцам места для расселения, а также просила отсрочить переселение до 20 мая 1864 года из-за финансовых затруднений. Вместе с тем, как отмечал русский консул в Стамбуле, «весь план выселения горцев в Турцию приводит здешнее правительство в большое смущение».

«Смущение это охватило не только Турцию, - писал всезнающий А.П.Берже, - но и европейскую дипломатию, особенно французскую, созидавшую планы противодействия России при возбуждении горцев». В этой ситуации, вещал этот рупор монархии, «сожалеть должно только о самих горцах, которые обманывали себя так долго ложными надеждами на чужую помощь и не подчинились исторической необходимости поступиться своеволием для мирного восприятия гражданственности». «Всегда и везде, - морализировал он далее, - мелкие полудикие народности поглощались более сильными народами и если утрачивали при этом национальные особенности и обычаи, то за то получали и право на умственное и нравственное развитие и приобретали более высокую степень материального благосостояния. Так было бы и с горскими племенами Кавказа, без участия в их судьбе Турции и европейской дипломатии».

В начале февраля 1864 года по распоряжению Евдокимова войска Пшехского отряда, сосредоточенные на реке Пшиш для выселения абадзехов, облавой двинулись по направлению к Псекупсу, принуждая аулы к выселению. Жителям давался кратковременный срок для сбора имущества. Не обходилось и без применения силы. От Кубани вдоль Псекупса двигался отряд бжедугской милиции под командованием начальника Бжедухского округа полковника Могукорова. Для абадзехов был открыт единственный свободный выход из окружения — путь на южный склон хребта, куда они и устремились. Генерал Фадеев говорил о нескольких тысячах человек, ушедших через перевал к шапсугам, чтобы отправиться в Турцию вместе с ними. Только ближайшие к бжедугам абадзехи численностью более 27.000 человек отправились в сторону Кубани, а оттуда на Тамань, намереваясь уйти в Турцию. И все же, по словам Фадеева, половина абадзехов из этой «ловушки»- приставства перешла на поселение к низовьям правого берега реки Белой. К середине февраля горцы из района действий Пшехского отряда практически полностью покинули свое вынужденное место пребывания. Небольшая часть абадзехов укрылась в труднодоступных горных убежищах. К ним приказано было относиться как к военнопленным (их грозились, обычно, выселить в глубь России).

То же самое, но с шапсугами, проделал перед этим Джубгский отряд, действовавший в верховьях рек Иля и Псекупса в феврале 1864 года. Он полностью «очистил край» от шапсугов, вытеснив их на южный склон хребта. Дальнейшее их выселение к берегу моря продолжили специальные «партизанские» отряды. Действовавший в береговой полосе от Пшада до Джубги и далее вдоль моря Адагумский отряд собирал выходивших из ущелий горцев и доставлял к месту отправки в Турцию — посту Вельяминовскому на реке Туапсе. У шапсугов не оставалось уже никакой возможности вернуться обратно.

В феврале-марте 1864 года, уже оказавшись на берегу моря, горцы все еще сохраняли надежду на близкую помощь союзных войск. Так, по словам очевидца, прибывшие в Туапсе для отплытия в Турцию шапсуги и абадзехи «в настоящее время в ожидании результата распространенных слухов остаются на берегу, не продолжая своего путешествия». Те из них, кто пока не покинул мест своего прежнего жительства, «приостановились с переселением в Турцию». Убыхи же, по сообщению того же источника, «в ожидании возвращения Магомет-Эмина устраивают мехкеме, собирают старшин для приведения всего в порядок к его приходу».

Русский офицер И.Дроздов, шедший в составе Пшехского отряда, вытеснявшего в феврале 1864 года абадзехов с родных мест к берегу моря, писал: «Поразительное зрелище представилось нашим глазам по пути: разбросанные трупы детей, женщин, стариков, растерзанные, полуобъеденные собаками; изможденные голодом и болезнями переселенцы, едва поднимавшие ноги от слабости, падавшие от изнеможения и еще заживо делавшиеся добычею голодных собак... Живым и здоровым некогда было думать об умирающих; им и самим перспектива была неутешительнее; турецкие шкиперы, из жадности, наваливали, как груз, черкесов, нанимавших их кочермы до берегов Малой Азии, и, как груз, выбрасывали лишних за борт при малейшем признаке болезни. Волны выбрасывали трупы этих несчастных на берега Анатолии... Едва ли половина отправившихся в Турцию прибыла к месту. Такое бедствие и в таких размерах редко постигало человечество; но только ужасом и можно было подействовать на воинственных дикарей и выгнать их из неприступных горных трущоб».

Однако, как с сожалением отметил генерал Фадеев, «всегда оставалось большое число людей упорно укрывавшихся в трущобах. Для изгнания абадзехов с верховьев Псекупса отделены были части войск от Даховского и Джубгского отрядов, продолжавшие свои поиски до 1 марта». Это было, жаловался генерал, нелегкое «дело». К тому же, как только «последние остатки абадзехов были изгнаны, - писал он же, - новые толпы горцев стали возвращаться с берега, куда они ушли перед тем для отплытия в Турцию... Они расселились в самых глухих местах, где всего труднее было их открыть. Снова нужно было разослать по всем горам летучие колонны, чтобы сгонять беглецов или к берегу, или в назначенные для поселения места».

Участник этих событий русский офицер Шарак в своих дневниках свидетельствовал: «Кавказское войско, очищая заселяемый край от враждебных горцев, снаряжало отдельные команды, чтобы разыскивать скрывавшихся в малодоступных дебрях и трущобах туземцев, не желавших расставаться с своей землей. Привязанность их к родине до того была сильна в этом народе, что они нередко, забравшись в какое-нибудь заросшее темное ущелье, там и умирали от холода и голода с винтовкой в руке, чтобы пустить в русского последнюю пулю за свое изгнание». «Поиски» продолжались до середины лета 1864 года.

«Таким образом, - докладывал в феврале 1864 года генерал Карцов, - на северной покатости западной части Кавказских гор не осталось ни одного горца; южная покатость, вплоть до морского берега, от Новороссийской бухты до Туапсе, совершенно очищена от всякого населения... Теперь срок окончания Кавказской войны зависит от того, во сколько времени горцы успеют совершить переселение свое в Турцию, то есть от перевозочных средств, которые им будут предоставлены».

Начавшийся ранней весной 1864 года второй массовый исход черкесов в Турцию по существу явился продолжением прошлогоднего осеннего переселения. В течение осени-зимы 1863 — весны-лета 1864 года с Кавказа, по официальным сведениям, выселилось 318.000 человек. Первыми отправились горцы, вытесненные из занимаемых ими мест в результате военных действий в конце 1863-го и в начале 1864 года (кубанские шапсуги-горцы и большинство абадзехов из временного Абадзехского приставства). Небольшая же часть последних, говорилось в одном из официальных документов, в феврале 1864 года, «не оставляя намерения переселиться в Турцию, для выгоднейшего сбыта своего имущества, временно перешли в Абадзехский округ, откуда, начиная с конца сентября, туземцы, успевшие продать имущество и окончательно приготовиться к переселению, начали направляться отдельными партиями к Новороссийскому порту».

Что касается «покорных» натухайцев и шапсугов, уже некоторое время живших на прикубанской низменности, колониальные власти, как сообщалось, имели «верные сведения» об их скором выселении и ожидали его. Но как только весной 1864 года шапсуги и натухайцы, оставив свои места, двинулись к морю (в марте-июне только из Анапы и Новороссийска ушло более 67.000 человек), вслед за ними засобирались и остальные, до этого предполагавшие оставаться на родине, «так что, наконец, они почти все поднялись на уход в Турцию». Но «их не удерживали, потому что не к чему было удерживать». Ведь как говорил генерал Фадеев, «земля закубанцев была нужна государству, в них самих не было никакой надобности... Очевидно, не из чего было лить русскую кровь для того, чтобы насильно удерживать в пределах государства варваров, не хотевших быть его подданными».

Черкесское население не то что не удерживали, его намеренно провоцировали и подстрекали к выселению с родины. Тот же Фадеев явно со знанием дела писал: «Можно положительно сказать, что вся масса шапсугов и абадзехов, выдвинутая весной (1864 года.-Т.П.) с гор, сначала не думала идти в Турцию, и для того, чтобы направить ее туда, приставам было достаточно, вследствие полученных приказаний, показать горцам суровое лицо».

В одной из своих работ о Кавказе он приводит слова Евдокимова о том, что тот «желает выселения бжедухов, слишком близких к морю». Позже, возвращаясь к той же теме, автор заметил, что «несмотря на желание графа Евдокимова, бжедугский народ не идет в Турцию массою». Другой человек, неплохо знавший «покорителя-истребителя» черкесов, свидетельствовал, что «его твердым убеждением было, что самое лучшее последствие многолетней, дорого стоящей для России войны, есть изгнание всех горцев за море. Поэтому на остававшихся за Кубанью, хотя бы и в качестве мирных подданных, он смотрел лишь как на неизбежное зло и делал что мог, чтобы уменьшить их число и стеснить для них удобства жизни».

К маю 1864 года Абадзехское приставство было упразднено, а остатки населения Шапсугского и Натухайского округов, по сведениям
Б.М.Джимова, в числе 300 семей были присоединены к Бжедуховскому округу.

На осень 1864 года пришлась вторая волна выселения черкесов Кубанской области в Турцию, которая, начавшись в сентябре-октябре, продолжалась до конца декабря. На этот раз уходило население Бжедуховского округа (бжедуги, шапсуги) и, особенно, Абадзехского. В докладе Горского отделения штаба войск Кубанской области за 1865 год говорилось, что абадзехи, поселившиеся в округе в феврале 1864 года так и не завели собственного хозяйства и все лето готовились к переселению в Турцию. В сентябре-первых числах ноября несколько партий переселенцев из названных округов (от 20 до 25 тысяч человек) прибыли в окрестности Цемезской бухты, к укреплению Константиновскому (недалеко от Новороссийска). Во всех местах скопления горцев был установлен полицейский надзор и усилен гарнизон укрепления, чтобы отчаявшиеся переселенцы «не могли бродить по горам и разбойничать», - писал в своем рапорте от 28 ноября 1864 года временно командующий войсками Кубанской области генерал-майор М.Я.Ольшевский командующему Кавказской армии.

От Новороссийского порта и названного укрепления горцев отправляли турецкими пароходами и парусными судами. Однако вскоре, в связи с начавшимися штормами и, как следствие, крушением парусного турецкого судна с пассажирами на борту, навигация была приостановлена. Начальник Бжедуховского округа генерал Бабич доносил, что к 21 ноября в Цемезской бухте оставалось еще 10.600 человек. Отправление переселенцев стало возможным лишь к середине декабря, по восстановлении погоды. Последний пароход с горцами ушел 23 декабря. Более 4.000 абадзехов, распределенных на зиму по ближайшим станицам Абинского казачьего полка, было выселено в марте 1865 года. Всего в ноябре-декабре 1864 года и в марте 1865 года из Новороссийска было выселено около 25.000 человек: 15.811 абадзехов, 5.466 бжедугов и 3.543 шапсуга. В течение всего 1864 года из Тамани, Анапы, Новороссийска и Туапсе было отправлено в Турцию почти 120.000 человек.

По сообщению генерала Ольшевского от 9 января 1865 года, только на северо-восточной стороне Цемезской бухты, где располагались лагерями горцы, почти на 5-километровом пространстве были разбросаны могилы, в которых погребено 1.480 умерших.

Об этой, второй, волне переселения, пришедшейся на осенне-зимний период 1864 года, писал в своих воспоминаниях «Кавказ во вторую половину 1864 года» и Д.А.Милютин: «Большая часть того населения шапсугов, абадзехов и других племен, которое изъявило покорность и водворилось уже на равнине закубанской, вдруг решилась в сентябре месяце переселяться в Турцию по примеру ушедших единоплеменников... Решившись покинуть Кавказ, население разом поднялось с тех мест, где сначало было водворено, и двинулось массою к морскому берегу, в окрестности Новороссийска и укрепления Константиновского... Таким образом, в осеннюю пору, когда переезд морем сделался уже весьма неудобным, пришлось вновь отправлять до 25.000 душ собравшегося на берегу народа... 16 ноября случилась катастрофа: страшный ураган под названием «бора» выкинул на берег несколько судов, готовившихся отплыть; при этом погибло до 250 человек (по другим сведениям — 300; 170 человек было спасено. - Т.П.). Несчастный этот случай произвел такое впечатление на бедных горцев, что после этого они уже избегали садиться на парусные суда и перевозка значительно замедлилась. На берегу оставалось еще более 10.000 человек». Часть горцев зимовала на берегу моря вблизи русского укрепления, в устроенных ими самими землянках и балаганах, другие, в том числе спасшиеся при крушении судна, были размещены в опустевших аулах, в казачьих станицах Адагумского полка и Таманского округа.

В феврале 1864 года началось массовое выселение прибрежных горцев — шапсугов, убыхов и абазин. Оно продолжалось все лето. Всего в 1864 году с участка берега моря от Тамани до Адлера ушло, по официальным данным, более 300.000 человек (312.788).

«Такой исход войны на Западном Кавказе, - писал один из ее участников, - предвиделся, впрочем, с самого ее начала». Аналогичное мнение высказал английский посол в Санкт-Петербурге лорд Нэпир: «По всему видно, что русское правительство давно уже решилось во что бы то ни стало удалить с Кавказа некоторые племена. С этой целью оно вот уже два года держится следующей системы: оно постепенно подвигает к горам линию своих крепостей и казацких поселений, тесня к берегу массу свободного кавказского населения. Это вытеснение беспокойных племен есть обычная политика России».

Жуткое по своей откровенности, обобщающее по характеру описание трагедии, постигшей изгнанников, содержится в работе известного публициста-народника Я.В.Абрамова. Он писал: «Горцы, без всякого имущества, скапливались в Анапе и Новороссийске, частью во многих бухтах северо-восточного побережья Черного моря, тогда еще незанятых русскими... Так как всего транспортного флота было крайне недостаточно для перевозки почти полумиллиона человек, то массе горцев приходилось ждать своей очереди по полугоду, году и более. Все это время они оставались на берегу моря, под открытым небом без всяких средств к жизни; страдания, которые приходилось выносить в это время горцам, нет возможности описать. Они буквально тысячами умирали с голоду. Зимою к этому присоединялся холод. Весь северо- восточный берег Черного моря был усыпан трупами и умирающими, между которыми лежала остальная масса живых, но крайне ослабленных и тщетно ждавших, когда их отправят в Турцию. Очевидцы передают ужасные сцены, виденные ими в то время. Один рассказывает о трупе матери, грудь которой сосет ребенок; другой - о матери же, носившей на руках двух замерзших детей и никак не хотевшей расстаться с ними; третий - о целой груде человеческих тел, прижавшихся друг к другу в надежде сохранить внутреннюю теплоту и в таком положении застывших».

Воспоминания о событиях зимы 1863-1864 годов оставил их участник и очевидец француз А.Фонвилль. Он прибыл к берегам Черкесии в составе группы из пяти европейцев (французов и поляков) под начальством полковника Пржевольского для доставки горцам пушек и оружия. Их сопровождал отряд черкесов, которыми командовал Измаил Баракай Дзиаш. А.Фонвилль явился свидетелем страшной картины ухода горцев, сгоняемых войсками с родных мест. В своем труде, который был переведен на русский язык еще в 1865 году, он описывал военные действия и быт горцев, их трагический исход в Турцию. Автор в частности писал: «Со всех мест, последовательно занимаемых русскими, бежали жители аулов, и их голодные партии проходили страну в разных направлениях, рассеивая на пути своем больных и умиравших; иногда целые толпы переселенцев замерзали или заносились снежными буранами и мы часто замечали, проезжая, их кровавые следы. Волки и медведи разгребали снег и выкапывали из под него человеческие трупы... Мы встретили несколько партий абадзехов, бежавших от русских. Несчастные эти находились в самом жалком положении: едва покрытые рубищем, гоня перед собою небольшие стада овец, единственный источник их пропитания; мужчины, женщины, дети следовали молча одни за другими, ведя в поводу весь домашний скарб и все, что они успели захватить с собой... Мы имели случай вблизи видеть поражающую нищету этого несчастного народа; ежедневно мы встречали новые партии горцев, выселявшихся в земли, еще не занятые русскими. Последние дожди и наводнения погубили большое число этих переселенцев, и мы беспрестанно встречали на пути нашем трупы. Голод был страшный; много несчастных погибло от него», болезни «уничтожали целые населения аулов».

Известно, что генерал Евдокимов считал лучшим завершением войны на Западном Кавказе полное переселение горцев в Турцию, по крайней мере, максимально возможное уменьшение их численности, «чтобы интриги извне не имели здесь почвы», - писал он. Особенно важным Евдокимов признавал безусловное и поголовное (по терминологии русских генералов) выселение горцев южных склонов Главного Кавказского хребта и колонизацию побережья русскими: так велико было для России его военно-стратегическое и геополитическое значение.

«Эта мера,- писал, выражая общее мнение, генерал Фадеев, - была совершенно необходима для безопасности наших владений... Горцы на берегу — это была бы новая Кавказская война в перспективе, при первом пушечном выстреле на Черном море». В связи с этим, по его словам, «довольствоваться покорностью этих племен, не трогая их с места, мы никак не могли. Три года мы ломили абадзехов для того только, чтобы добраться наконец-то до берега и очистить его от неприятеля».

Военные действия на южных склонах гор были возложены на отряд под командованием генерала В.А.Геймана, сформированный в 1863 году в станице Даховской. В его состав входили 13 с половиной батальонов пехоты, 6 орудий, 2 эскадрона драгун, 5 сотен казаков и кабардинская милиция.

В конце февраля 1864 года по плану, разработанному Евдокимовым, отряды Даховский (в котором до Туапсе шел он сам) и Джубгский, сосредоточенные соответственно на Гойтхском перевале и в укреплении Георгиевском на реке Шебш, были выдвинуты на южный склон Главного Кавказского хребта. Суровая и снежная зима 1863-1864 годов во много раз усугубляла положение изгнанников. Как писал начальник штаба армии Карцов, в это время «уничтожение запасов и селений действует гибельно, горцы остаются совершенно без крова, с меньшими средствами для защиты и крайне стеснены в пище».

Подобная практика приводила к большим жертвам среди населения. Это был вынужден признать даже генерал Фадеев: «Не более десятой части погибших (зимой 1863-1864 годов. - Т.П.) пали от оружия, остальные свалились от лишений и суровых зим, проведенных под метелями в лесу и на голых скалах. Особенно пострадала слабая часть населения — женщины и дети. Когда горцы столпились на берегу моря для отправления в Турцию, по первому взгляду была заметна неестественно малая пропорция женщин и детей против мужчин». Генерал приводит слова графа Евдокимова в ответ на донесения Сумарокова-Эльстона (начальника Кубанской области и атамана Кубанского казачьего войска) к нему: «Я писал графу Сумарокову, для чего он упоминает в каждом донесении о замерзших телах, покрывающих дороги? Разве великий князь и я этого не знаем? Но разве от кого-нибудь отвратить это бедствие?» И за подобные многочисленные факты ведь никто так не ответил.

28 февраля, спустившись по Гойтхскому перевалу, отряд вышел к развалинам Вельяминовского укрепления. На другой день в лагерь отряда на встречу с Евдокимовым прибыли шапсугские старшины «и весь берег от Шапсуго до реки Псезуапсе покорился». Шапсугам было приказано в шестидневный (до 6 марта) собраться и «немедленно отправиться или к нижней Кубани для поселения или к приморским пунктам для отплытия в Турцию. «Оставались непокоренными одни убыхи и джигеты, и те не надолго», - писал генерал Фадеев.

5 марта отряд Геймана занял бывший форт Лазарев. Отсюда генерал отправил письмо к убыхам, в котором писал: «Вы очень хорошо знаете, что народы абадзехский и шапсугский безусловно покорились нашему оружию и свободно переселяются в Турцию. Те же, кто пожелал, выходят к нам и получают землю на Лабе и Кубани. Теперь, убыхи, вы остаетесь последние. Если хотите знать наши требования относительно вас, то вот они: немедленно выдать всех русских пленных, сейчас же, без обозначения срока, те, кто пожелают идти в Турцию, должны собраться табором на берегу моря в трех пунктах: у устья Шахе, у Вардане и у устья Сочи. Туда переносить все имущество и, у кого есть, хлеб. За безопасность вашу тогда я отвечаю. К этим пунктам могут приставать турецкие кочермы и пароходы, на которых вы можете ехать в Турцию. Лишние ваши вещи можете продать войскам — это будет дозволено. Те же, кто хочет идти к нам, должен сейчас же выселяться на Кубань, где им будет отведена земля. На свободный проезд я дам вам билеты. Если вы этого не захотите исполнить и с вашей стороны будет сопротивление, тогда да рассудит нас бог. Я знаю, что между вами есть люди умные и вы не допустите себя до разорения, как абадзехи, потому что силою оружия я освобожу ваших холопов, закрою путь в Турцию, и вы будете поселены на берегу Азовского моря».

На следующий день в лагерь русского отряда прибыли представители убыхов, живших у низовий реки Шахе. Они просили дать им трехмесячный срок, по истечение которого они все уйдут в Турцию. На это Гейман ответил: «Требования мои я сказал вам в письме, а не хотите исполнить — я с войсками приду помогать вам... Уступок с моей стороны нет и не будет вперед».

По свидетельству С.Духовского, в первые три дня продвижения отряда по шапсугской земле «выжжено было дочиста пространство между второстепенным хребтом и морем (по Туапсе, Шепси, Макопсе. - Т.П.). Оставлены только для переселенцев аулы, ближайшие к берегу и к местам сбора». Были уничтожены все селения по нижним и средним притокам реки Аше. «Жителей, где их заставали, - писал Духовский, - выводили, предварительно, с их имуществом. Многие шапсуги, видя движение отряда, бежали с семьями в горы».

18 марта 5.000 горцев — убыхи, хакучи и ахчипсувцы с верховий Мзымты собрались близ устья реки Годлик, возле развалин старой крепости и большого аула, который находился у моря, на правом берегу реки (ныне селение Нижняя Волконка). Они попытались дать бой отряду Геймана, но под плотным артиллерийским огнем вскоре вынуждены были отступить.

19 марта, «в сопровождении сотни казаков и до 300 конных шапсугов и убыхов», войска заняли форт Головинский на реке Шахе. Здесь, как и на реке Псезуапсе, был устроен сторожевой пост, после чего отряд двинулся в землю убыхов. В местности Вардан, самой населенной в Убыхии, все селения были уничтожены огнем, а 25 марта войска заняли бывшее Навагинское укрепление.

«Занятием Сочи, - писал Эсадзе, - завершилось утверждение владычества всей нагорной полосы». В связи с этим событием 8 апреля 1864 года «гуманнейший из венценосцев Х1Х века» император Александр II телеграфировал своему наместнику на Кавказе: «Искренно радуюсь счастливому обороту дел с убыхами. Остается благодарить бога за достигнутый результат».

В начале апреля 1864 года, приняв решение о прекращении войны, представители убыхов во главе с Керандуком Берзеком прибыли в сочинский лагерь русских войск для встречи с наместником царя на Кавказе великим князем М.Н. Романовым. Они объявили о своем намерении переселиться в Турцию и просили дать им необходимый срок на сборы. В своем ответе убыхским старейшинам главнокомандующий Кавказской армией подтвердил, что «земли их назначаются для поселения русских, что согласен на их просьбу и дает им месяц сроку для того, чтобы они могли приготовиться к переселению и выйти со своими семействами, что беднейшим из них прикажет оказать пособие для морского переезда и что по истечении срока, если кто не исполнит этого требования, то с ними будет поступлено как с военнопленными, для чего будут присланы еще новые войска».

Уже к середине апреля войска не встречали в горах убыхов: они находились на берегу и выселялись в Турцию. Только горные абазины, обитавшие между реками Мзымтой и Бзыбью, оставались еще на своих местах.