Яков Коган: "Двадцать лет нового века пролетело, а люди в основном заняты тем, что старательно выкапывают старинное дерьмо"

"А заметили, что наше будущее куда-то продолбалось? Ну серьезно, его просто нет. Никакой высокой мечты в пресловутом общественном сознании не бродит, никакого полета мятежной мысли через ледяные бесконечности враждебного космоса не наблюдается. Ничего такого. Ну да, летает там эта Международная космическая станция с горем пополам, скотчем подпоясанная, а для чего, зачем, какие-такие они там эксперименты ставят - черт их разберет. И все как-то скучно, без искры", - пишет художник и блогер на своей странице в Facebook.

"Про Луну сейчас исключительно с целью доказать, были или нет там американцы вспоминают. А вот чтобы самим слетать да глянуть - такого нет. Друг на друга ссылаются - мол китайцы пусть летят, а нам от спиц светло! А нам от булавок светло! Мы тоже не полетим! Мы в тридцать пятом году собираться начнём. Или в шестидесятом!

На Марсе, вроде, какие-то роботы ползают, но тоже как-то не шибко захватывающе. Сфотографировали там два камня - нате, смотрите, это вот вам другой, неведомый мир. Восхищайтесь. А меня не восхищает, хоть ты тресни.Ну преподобный Илоний, конечно, дай ему бог здоровьица, что-то там пыжится, но он один и на сколько его еще хватит? Чай не железный ведь.

Нет, прогресс, конечно, есть. Глупо отрицать. Вот телефоны, например, регулярно становятся все более дорогими и камеры в них уже миллиарды пикселей имеют, только что с этого толку, если ты все равно этими сверхчувствительными объективами снимаешь исключительно скудный свой стол и не менее тоскливое собственное лицо, отраженное в тусклом зеркале ванной на съемной квартирке, находящейся в таких чертовых далях, что вечерами там вообще лучше сделать вид, что не имеешь никакого телефона от греха подальше.

Ну медицина еще научилась помимо сисичек вставлять еще бабам в губы и скулы желеподобные наполнители, увеличивая обозначенные области ощутимо. Многим нравится такое, хотя, если честно, не такого я ожидал от двадцать первого века. Ну телевизионный приемник теперь вызывающе плоск и высококонтрастен, хотя если начать излишне рьяно переключать его каналы, то оттуда такой восемьдесят первый год начинает хлестать густой струей, что поневоле начинаешь опасаться - а не взорвется ли от перегрева кинескоп и не накрыть ли его вязаной салфеточкой на всякий случай.

Нету какого-то щемящего душу ожидания, предвкушения скорых, непонятно каких, но определенно небывалых свершений тоже нету. И не только у нас, вообще везде. Не стоят ракеты на старте, не выходят отважные астронавты на орбиту. Да и никто не хочет уже быть астронавтами-то. Дети слово "бластер" не знают. Адронный коллайдер чего там? Вот то-то же.

А роботы. Робот-пылесос видели? В моем представлении это Арнольд Шварценеггер на пике формы, у которого на левой руке кисть снимается и ставятся на нее там всяческие насадки - для пола или же, скажем, для мягкой мебели. А на правой - не снимается кисть и ей он кого угодно порвать может, если соответственную команду на пульте пальчиком нажмешь. А тут - нелепая таблетка с воплем заползет под кровать, наполовину засосет забытый там носок (хорошо если носок, под кроватью всякое бывает) и все - стоп машина. Отодвигай мебель, доставай, кожаный ублюдок, чудо технической мысли. Тьфу! Как тебе такое будущее, Азимов?

Двадцать лет нового века пролетело, а люди в основном заняты тем, что старательно выкапывают старинное дерьмо и, в зависимости от качества откопанного, либо едят, либо носят, либо требуют на основе анализа окаменелостей извлеченного кала сатисфакции за какие-то богом забытые несправедливости и обиды. Зачем им это - не понять.

Двадцать лет прошло, и на тебе, пожалуйста - супер-дискотеки восьмидесятых и повальная ностальгия по пломбиру и настоящей колбасе из мяса, по счастливому детству без интернета и по вот этому вот томатному соку из стеклянных конусов, и чтобы еще рядом общественная тарелочка с мокрой солью стояла - солить эту жижу, для пущего вкуса. Не такого я ждал от двадцать первого века.

Грустно от этого всего, ребята. Мертвые астронавты Бредбери и Лема смотрят пустыми глазницами с орбиты на Землю, погрязшую в выяснениях, можно ли мужику жениться на мужике, и молчат.

В эфире только редкие помехи. В эфире тишина".