Виктор Сухоруков: «Даже если тебе плохо, вставай, иди и играй». Очень интересно!

Актер Виктор Сухоруков рассказал , что ценного нашел для себя в роли Малюты Скуратова в сериале «Грозный», почему не гордится фильмом «Брат-2» и каких зрителей хочет видеть на своих спектаклях.

— Виктор Иванович, правда ли, что вы отказывались от роли Скуратова?

— Режиссер Алексей Андрианов пригласил меня на эту роль еще в фильме «Борис Годунов». Но там Скуратов понадобился только для того, чтобы выдать одну из своих дочерей за Бориса Годунова и познакомиться с Иваном Грозным. Когда приступали к съемкам «Грозного», я снова получил предложение сыграть Скуратова. Но сказал: «На лошадь не сяду, так что ищите другого актера». Они подумали, снова позвонили мне и говорят: «Мы эту проблему решим». Скачет ли Скуратов на коне? Конечно. Но скачет каскадер-дублер, не Сухоруков. За всю мою творческую кинобиографию у меня не было такого эмоционального подъема, который случился в процессе съемок фильма «Грозный»!

Об этом периоде истории России рассказывали и Эйзенштейн, и Эшпай, и Лунгин и даже Борис Бланк. И все же создатели «Грозного» нашли интересный ход: история возникает из воспоминаний, из всполохов прошлого, из каких-то наваждений. Режиссер Алексей Андрианов, снявший «Софию Палеолог» и «Бориса Годунова», в «Грозном» превзошел себя. История получилась объемная, яркая, какая-то жгучая: на нас как будто бы движется какая-то историческая лава. Замечательно работали оператор Денис Аларкон-Рамирес и его команда, пиротехническая служба, уникальная команда каскадеров! Кинопроизводство тоже было на высочайшем уровне. Продюсер Екатерина Жукова очень добросовестно и самозабвенно относилась к своей работе. В фильме играют прекраснейшие актеры!

А какие декорации, костюмы, бутафория! Одних свечей было полтонны, и все пахли ладаном и медом. В воздухе пахло сеном, соленой кровью, потом, какой-то дряхлостью, смертью, любовью. Я специально поэтизирую свое восхищение, потому что однажды нырнул в декорации и как бы во времена Грозного, играя Скуратова, а когда через 12 часов вышел наружу, вдохнул современного воздуха и на какое-то мгновение опешил: а где я нахожусь? Что это за люминесцентные фонари? Что это за транспорт?

Я ждал выход этого фильма с нетерпением, трепетом и гордостью. Потому что мне кажется, что такого Сухорукова на экране еще не было. Крупный, кряжистый, мужественный, жесткий, волевой, загадочный, преданный.

— Какое качество Малюты Скуратова вам в этой роли важнее всего?

— Его преданность. Я подхожу к любой роли с позиций актерской объективности: зла не может быть без добра, и добра без зла. Свет виден только во тьме, тьма подразумевается, когда появляется свет. И мы с Алексеем Андриановым обнаружили хорошую тему для игры — служение. Скуратов заявился неизвестно из каких лесов, болот и весей и сказал: «Хочу тебе служить, о царь!» И стал ему служить верой и правдой, плотью, кровью, бессонными ночами. Служил беззаветно, был предан как пес. Мы так его придумали: скажет ему царь «иди» — и он идет, прикажет убить — и он убьет, растерзать — растерзает, зубами вцепиться — вцепится. Потому что для него царь был не только помазанником Божьим. Малюта служил Богу и верил, что все его злодеяния простятся на том свете. И мне кажется, такого подхода к образу Скуратова никто не осуществлял. Повторюсь, я выбрал себе путь преданнейшего, непредательского человека. Жертвенного, влюбленного в своего государя. Он охранял землю, на которой стоял.

— А вы — послушный актер? Не спорили на съемках с Андриановым?

— Это не в моих правилах — быть против режиссера. Ведь режиссер отвечает за все, а актер только за себя и свою роль. Все, что я делаю в «Грозном», — это мое исполнение авторства Алексея Андрианова. Он мне доверял, а я ему верил.

Во время работы он был щепетилен, кропотлив, придирался к деталям. Мог остановить съемку сцены, даже если где-то погасла свеча. Или, например, если видел пятнышко свежеструганного пола. Останавливал съемку и говорил: «Испачкайте кровью или намажьте грязью».

— В Москве сейчас везде новые здания, асфальт, реклама. Где нашли подходящие объекты для съемки?

— Для картины в киностудии «Главкино» на Новорижском шоссе была построена огромная декорация — целая Москва. И все там выглядит по-настоящему. Даже подоконники в Грановитой палате, которые и на экране-то не видны, ажурные, резные. Декорацию скоро разрушат и сожгут. Она отработала свое, надо освобождать территорию. Я бы все это перевез куда-нибудь и устроил бы такой русский Диснейленд, где можно и на лошадках кататься, и пряниками торговать. Где есть качели, карусели, танцующий медведь с бубном… Жаль, что не получается! Какие-то сцены снимали в Коломенском, в Саввино-Сторожевском монастыре, в других местах. Например, захоронение библиотеки Грозного мы снимали в гроте в Московской области.

— Думаете, декорацию сожгут?

— Конечно. Когда в фильме «Грозный» показаны пожары, это горят декорации, построенные для «Софии» и «Бориса Годунова».

— Эпоха Ивана Грозного давно вошла в вашу актерскую жизнь. Вы же играете сына Грозного, царя Федора Ивановича, в спектакле «Царство отца и сына» в Театре Моссовета. А где еще вас можно увидеть в театре?

— Да, этот спектакль идет уже 12 лет и публике нравится. Хотя, на мой взгляд, он незаслуженно обделен вниманием критики. Театр Моссовета — моя главная сцена. Играю здесь Порфирия Петровича в спектакле «Р.Р.Р.» по «Преступлению и наказанию» Достоевского — режиссерское решение уникальное, молодежь с огромным удовольствием смотрит и, что самое интересное, потом хватается за книгу. Императора Домициана в сатирической, яркой, даже вычурной «Римской комедии» по Леониду Зорину. Это моя последняя работа с Павлом Хомским. Мартина в недавней премьере «Встречайте, мы уходим» — это легкая мелодрама про пожилых, но эта история любима зрителями. А еще играю в спектакле «Старший сын» по Вампилову, в театральном агентстве «Свободная сцена». Спектаклю уже восемь лет, и в нем собрана блистательная актерская компания. Уже шесть лет как приглашенный актер играю Авнера Розенталя в спектакле Римаса Туминаса «Улыбнись нам, Господи» в Театре Вахтангова в почетной компании Владимира Симонова, Евгения Князева, Сергея Маковецкого. Кстати, мы с Маковецким, в партнерстве уже много лет. Нас соединил Балабанов в фильме «Про уродов и людей», в фильме «Грозный» мы с ним опять в компаньонах.

Сейчас я репетирую в новом спектакле Юрия Ивановича Еремина, поставившего «Царство отца и сына» и «Р.Р.Р.». Это третья наша встреча, Юрий Иванович сочинил инсценировку по мотивам пьесы Горького «Старик». Спектакль, наверное, будет называться «Странник». Это триллер, и я буду играть Странника.

— Загадочный старик появляется, разрушает сложившуюся жизнь, доводит человека до самоубийства. Почему вам это интересно?

— Эта история зацепила меня загадкой, тайной… Для актера в этом материале раздолье для игры. Прочитав пьесу, а потом инсценировку, я понял, что могу здесь трансформироваться, меняться на глазах, ежеминутно быть разным. Странник же не просто взял топор и ударил по голове, он мстит иезуитски, как-то очень жестоко-ядовито. Начинает требовать то, что ему не принадлежит. Тут и зависть, и ревность, и ненависть. И как сказать зрителю: удержи себя от таких чувств! Они уничтожат тебя. Мои принципы жизни: терпение, жертвенность и непредательство. В роли Странника все они должны быть нарушены. Потому что жизнь и актерская игра — это разные вещи.

— А что это такое вообще — быть актером?

— Призвание. По-другому не сказать. Потому что все очень зыбко, все очень ненадежно, ничего нельзя спрогнозировать, мечтать можно, но реализовывать не получится. Или, наоборот, получится, а дальше что? Ведь слава, удача, результат могут быть, а могут и не быть. А труд должен быть всегда. А что является предметом труда? Ты сам. Ты превращаешься в дрова для своего костра. Надо быть к этому готовым. Допустим, у тебя живот болит, плохая погода и давление скачет, много всяких факторов, а тебе надо удержать то сочинение, которое ты приготовил для зрителей еще на премьере. Надо его совершенствовать, развивать. Это очень тяжело. Но это — профессия, и это — совесть. Даже если тебе плохо, вставай, иди и играй. Ты обязан это делать. Не должен, не можешь, а обязан.

— Но это же огромное напряжение! Что помогает вам всегда быть в форме?

— Удовлетворение тем, что я делаю любимое дело. Космонавты же проводят в безвоздушном пространстве год или полтора. Им что, так хорошо без травы и без снега? Нет, но это их служение. Я служу своей профессии. Надо быть готовым к исполнительству, а не думать о том, как бы отдохнуть да подхалтурить, где бы расслабиться. Даже вопрос не ставится так. Иногда, конечно, бывает ощущение опустошенности, израсходованности. Черт возьми, усталости элементарной. Но думаешь: «Завтра у тебя представление. Будь готов». И что-то внутри происходит, начинаешь думать о чем-то хорошем, пить чай, смотреть в окно и готовишься к завтрашнему дню. Душ, музыка и отвлеченность на какое-то время помогают. Но я всегда готов к работе. Всегда.

— В этом году исполнилось 20 лет с момента выхода фильма «Брат-2». Сложно ли было играть Виктора Багрова?

— Алексей Балабанов мне признался, что сочинил Виктора Багрова, изучив меня, Витю Сухорукова. Сережа Бодров, прочитав сценарий «Брата-2», позвонил мне и сказал: «Ну что, Витюша, поздравляю! Это твой фильм». Я понятия не имею, что он имел в виду. Есть ли у меня что-то общее с Виктором? Не знаю. В «Брате-2» мой герой — антибрат. Но даже антибрата нельзя бросать, давать в обиду. В этом фильме Балабанов нас поднял над бытовщиной, из родных людей из разных сфер — один воин, а другой киллер — превратил нас в персонажей притчи. Данила Багров и Витя Багров стали ходячими идеями, смыслами, жизненными позициями в обрамлении захватывающего сюжета. Я благодарен Балабанову за это. Но перечисляя фильмы со своим участием, по которым можно понять и увидеть, на что способен Сухоруков, я называю «Комедию строгого режима», «Про уродов и людей», «Бедный, бедный Павел», «Остров», «Не хлебом единым». Я «Братьев» не называю. Потому что для меня это не было откровением, актерства там было мало. Ну, Леша терпеть не мог актерство. И у нас часто шли споры: нужен ли актер в кинематографе, или надо снимать обычных людей с улицы. Леша говорил, что актера надо снимать только один раз. Я спорил: а Тарковский, Антониони, Висконти, другие уникальные режиссеры, у которых были свои актеры — соратники, союзники, побратимы? Он на это мне не мог ничего ответить. У него ведь тоже были актеры, которых он снимал постоянно. Но после «Брата-2» он как бы перестал со мной работать. Мы единственный раз встретились в фильме «Жмурки», но там у него была такая установка: в фильме должны играть известные актеры, и он собрал вокруг себя единомышленников. Я от него не уходил, это было его решение — расстаться со мной. Уже не спросишь почему, хотя я неоднократно задавал ему такой вопрос.

Конечно, о том, что «Брат-2» будет иметь колоссальный успех, который до сих пор шлейфом идет за фильмом, никто тогда не думал. Но для меня великое удивление и гордое счастье, что картина, которой, как вы говорите, 20 лет, интересна уже третьему поколению зрителей, удержала внимание молодежи!

— Когда зрители снова смогут увидеть вас в кино?

— Знаете, я думал, что как-то скромно существую в актерском смысле, ан нет! В декабре премьера полнометражного фильма «Огонь» режиссера Алексея Нужного, где я сыграл смешного одинокого мужичка Акопыча, вертолетчика, который служит себе в МЧС на просторах России. Мне повезло: я сейчас мало снимаюсь, но, когда куда-то попадал, все было очень ладно. Я помог Алексею Чадову, сыграл небольшую роль руководителя спецназа в картине «Джон» — режиссерском дебюте Леши, где он играет главную роль. Это как бы продолжение фильма «Война» Алексея Балабанова. А еще на Первом канале выйдет многосерийный фильм, даже сериалом его назвать не могу, «Цыпленок жареный», где я играю главного криминального авторитета Петрограда 1919 года. Режиссер Анна Николаева сотворила из меня лондонского денди! Я в этой картине джентльмен, герой-любовник, целуюсь с Ириной Пеговой, которая играет мою любовницу.

— А какого зрителя вы хотели бы видеть на своих спектаклях?

— Живого и любопытствующего. Мне не важен возраст или социальный статус. Мне даже не важен интеллект. Зритель должен быть живой и любопытный. Ну и естественно, чтобы я вызывал у него интерес.