Источники не рисуют социальной структуры жанеевского владения. Однако можно предположить, что структура темиргоевского социума была близка к структуре жанеевского владения (если не скопирована с нее). В случае темиргоевцев наблюдается общество, управлявшееся старшей княжеской фамилией, с которой ассоциировались другие знатные фамилии, часть из них была в стадии перехода от статуса младших князей (егерукаевцы, мохоши, мамхе-ги) к статусу первостепенных дворян (адамиевцы, управлявшиеся дворянами Декузнекко-р).
Сходно выглядит кабардинский социум, структура которого рассмотрена и описана настолько подробно, что может быть признана сопоставительной моделью для понимания структуры жанеевского и темиргоевского владений. Данная модель была построена В.К. Гар-дановым и представляет следующую иерархию.
Верховным лицом являлся князь — пши. Вблизи княжеского жилья находится аул князя (пшеуна-хабль), там живут его крестьяне и вольноотпущенники, а также подвластные князю «вольные жители». Земли могли находиться и в индивидуальном, и в общефамильном владении княжеского рода [Гарданов 1974: 145]. Князь был владельцем непосредственно подвластных ему деревень, тогда о нем говорили как о куадже-пши («князь селения»), и пространства, в котором земельной собственностью обладали его вассалы и подданные, в этом случае его называли чилле-пши («князь народа») [Сталь 1910: 142]. Князья присвоили себе право на разрешение производства земледельческих работ, что сродни функции древневосточных царей-жрецов, определявших время начала сельскохозяйственного цикла. Они регулировали пользование земельными угодьями, находящимися в общинном владении (покосы, пастбища, леса), тем самым выступая гарантами сохранения целостности общинного пространства. Они же имели право полного распоряжения теми землями, которые не использовались в хозяйстве подвластных слоев населения. Пши были защищены от насилия со стороны всех, но имели право на его безграничное применение к подданным и привлечение последних на насильственные действия по отношению к соседям. В управлении подданными имела большое значение постоянная угроза наказания за оскорбление княжеской чести, по большей части мнимое. Основным признаком княжеского достоинства можно в результате считать высокую харизматичность, граничащую с сакрализацией, что позволяло князьям осуществлять абсолютную власть в подвластном пространстве, имея в непосредственном владении небольшие территории. Сила князя определялась также количеством собираемых вооруженных людей, какими были все дворяне и свободные крестьяне на подвластном пространстве. Еще одним мерилом был размер стад домашних животных, входивших в имущество княжеских фамилий.
Следующую после княжеского сословия ступень составляли дворяне высшей категории, уорки первой степени, в кабардинской среде называемые тлекотлеш и деженуго. Права первостепенных дворян, по свидетельству Хан-Гирея, «равняются в иных случаях с правами, присвоенными княжескому достоинству» [Хан-Гирей 1989: 158]. По выражению К. Сталя, тлекотлеш, кроме уважения к особе князя, не несет по отношению к нему никаких обязанностей [Сталь 1910: 149]. По древнему обычаю князья Кабарды могли укрываться у тлекот-лешей, становясь недоступными для других кабардинских князей [Гарданов 1967: 191-192]. Первостепенные дворяне имели землю в наследственном владении, как князья, и создавали фамильную и семейную земельную собственность и пространство, в котором землей владели зависимые от них дворянские и крестьянские фамилии, но обеспечивалась доминанта уорков первой степени. Первостепенные дворяне могли владеть землей в пространствах владений разных князей [Там же: 140].
Ниже первостепенных дворян находилось еще несколько ступеней уорков. В своей массе они считали своим сюзереном князя, но была категория уорков-шаутлугусов, признававшихся сюзереном только первостепенных дворян. Все уорки были земельными собственниками, подчиняясь сюзеренам по обычаю («по доброй воле») и получая от них в обеспечение верности набор из вещей и скота, для первостепенных уорков выделялся еще и земельный надел. Они имели право на применение оружия к подобным себе или нижестоящим на общественной лестнице, других привилегий, согласно обычаю, у них не было.
Современники отметили, что в образе жизни различие между феодалами и крестьянами было в том, что первые «ездят на звериную ловлю и добычу в соседние земли», вторые «занимаются сельскими работами», не делая при этом акцента на подчиненность вторых первым [Броневский 1823: 133].