Стриптиз: мемуары выжившей

Статья Тэйлор Ли из книги «Not for Sale: Feminists Resisting Prostitution and Pornography», 2004.

Удушливая тишина. Медленный суицид, который можно остановить только голосом и правдой. Каждый раз, когда я одерживаю победу над страхом хоть на мгновение и позволяю своим мыслям превратиться в слова, я борюсь со смертью. Каждый раз, когда я обнажаю свою израненную душу, я подписываю контракт на еще один день жизни, и я вдохновляю других сделать то же самое.

Изначально я думала, что напишу главу с теоретическим и психо-социальным анализом стриптиза. Напишу научную статью, проанализирую опыт других, выведу теорию на его основе – это проще, чем осознать и объяснить свой собственный опыт. Но абстрактные, лишенные боли и эмоций факты ничего не изменят в этом мире. К тому же, тишина – это медленный суицид для тех из нас, кто смогла выбраться из секс-индустрии. Так что я решила, что эта глава будет моей личной историей.

Моя история показывает, как женщина может попасть в проституцию, почему она остается в проституции, и как она выходит из нее, если ей это удается. Хотя мой опыт не отражает опыт всех женщин в проституции, в нем очень много элементов, которые часто встречаются у других женщин, с которыми я работала как в секс-индустрии, так и в социальной службе, когда я стала активисткой и начала поддерживать проституированных женщин.

В этой главе есть стихи и дневниковые записи, которые я строчила посреди ночи во время второго и третьего года после моего ухода из стриптиза. Я писала их в записной книжке, которую держала рядом с кроватью. Некоторые записи кажутся чужими – я не помню, что писала их. Очевидно, мои мысли и чувства нуждались в каком-то выражении, более того, ведение дневника стало для меня источником эмоционального и психического катарсиса, так как оно соединяло мысли и переживания, а также прошлое и настоящее. Без этого способа излить душу и осознать, что произошло, я, наверное, до сих пор стояла бы на месте. Скорее всего, я бы вернулась обратно или же продолжала вести крайне несчастную жизнь.

Многие хотят, чтобы «ночные женщины» оставались невидимыми. Если их никто не слышит, то нет необходимости признавать их опыт. Если женщина и выбирается из секс-индустрии, стыд побуждает ее помалкивать об этом. Так что многие женщины остаются в проституции, и их жизни поглощают вина, стыд, наркотики и насилие. Женщины боятся, что их уже больше ничего не ждет, что они ничего больше не заслуживают. Но это неправда.

Эта глава в основном рассказывает про стриптиз в клубах развлечений для взрослых. Тем не менее, я не считаю стриптиз отдельным явлением, скорее это компонент огромной системы проституции. Соответственно, я использую термин «проституция», чтобы раскрыть подлинную природу стриптиз-клубов, которая часто скрывается за эвфемизмами и умелыми маркетинговыми стратегиями. Определение стриптиза как формы проституции и стриптизерш как проституированных женщин – это способ противостоять мистификации и гламурной рекламе стриптиза.

По своей сути стриптиз – это простая продажа сексуальности. Сексуальный контакт за деньги, подарки, дорогую еду и/или наркотики. Продажа сексуальности в стриптизе также создает у покупателя впечатление, что он купил право прикасаться, лапать, хватать, шлепать, а также подвергать женщину другим видам насилия и унижений.

О связи между проституцией (включая стриптиз) и деньгами говорят часто, но роль экономики и власти в проституции часто понимается неверно или не подвергается анализу. Многие верят, что проституция выгодна женщинам, хотя в реальности львиную долю доходов получают сутенеры, владельцы клубов и другие мужчины-бизнесмены. Многие также верят, что у женщин есть власть во время стриптиза. На самом деле менеджеры, владельцы и инвесторы обладают всей властью, даже если у отдельных женщин и появляется ощущение власти во время стриптиза. Например, клуб запрещает свидания с посетителями, поскольку клуб считает такие встречи проституцией. Однако сами менеджеры клуба, инвесторы, юристы и хорошие друзья владельцев – это, разумеется, совершенно другое дело. Клубы совершенно не заинтересованы в том, чтобы предотвращать проституцию – им просто важно ее контролировать. Угождение большим шишкам хорошо для бизнеса, но, если уводить постоянных посетителей куда-то из клуба – это потеря дохода. Термины «проституция» и «секс-индустрия» признают эту реальность и помогают понять настоящее положение женщин – положение товаров, выставленных на продажу.

«Мягко уйти в ночь? Я не могу. Пытаюсь, смерть поторопится, отвратительная. Как только я ни пыталась заглушить понукающий голос, но потерпела неудачу. Шепот превратился испуганный крик».

Я нашла эту запись месяцы спустя и не могла понять, кто это написала. Потом я вспомнила, что эти слова я увидела в своем сне. Это важная запись, потому что она была написана тогда, когда я пыталась уйти от своего прошлого, но оказалось, что я намертво привязана к нему.

Я провела в секс-индустрии шесть лет. Большую часть того времени я танцевала в стриптиз-клубах и путешествовала по стране. Хронология событий в тот период как в тумане, мне сложно припомнить конкретные детали.

Хотя у меня есть ощущение, что шесть лет в секс-индустрии были отрезаны от моей остальной жизни, если приглядеться, то связь между этим периодом и моим детством очевидна. Связь может быть незаметна с первого взгляда, но она огромна. Моя подготовка к проституции началась в детстве. Я жила в районе, где главным занятием мальчиков было «образование» девочек насчет секса. Мальчики показывали, как нужно использовать части нашего тела. Возможно, это были просто детские игры, но мне не было и шести лет (слишком мало, чтобы понимать, что это ненормально), а некоторым из этих мальчиков было больше двенадцати (достаточно, чтобы понимать, что так делать нельзя). В любом случае, я научилась от них тому, для чего существуют девочки.

Позднее, мне достаточно было включить телевизор, чтобы узнать, в чем состоит роль женщин. Я видела, что женщины обслуживают мужчин, живут в тени мужчин, что они всегда прекрасны, всегда очень худы, и что они обожают свою долю в жизни. Мне достаточно было открыть глянцевые журналы, чтобы узнать еще больше: как быть сексуальной для мужчин, 20 способов соблазнить мужчину, 10 способов удержать мужчину, лучшая диета для красоты. Мое половое созревание началось очень рано, и я была вне себя от радости. Я становилась именно такой, какой «положено» быть – худой, но с выпуклостями, миленькой и юной, но сексуальной.

Моим первым сексуальным опытом было изнасилование. Насильник был настолько близок к моей семье, что он называл мою маму «мамой». Теперь я точно знала, для чего я нужна. Я знала, что моя главная собственность – это моя сексуальность, и я знала, как сильно ее желают. Я также осознала, что у меня практически нет контроля над моей сексуальностью, ее могут отнять по чужой прихоти. Отдавать ее деньги было несложно – по крайней мере, это я могла контролировать.

Для большинства моих знакомых женщин нетрудно сказать, с чего именно началось их проституирование. От них я услышала больше версий моей собственной истории, чем только могла представить. Почти все истории – это рассказы про насилие. Каждая история заканчивается приходом в область, где они получают выгоду от продажи своего тела или сексуальности, потому что они могут, а иногда и вынуждены, это делать, чтобы обрести хоть какое-то подобие контроля в своей жизни. Забавно, а мне-то казалось, что я одна такая. Я чувствовала себя изолированной и сумасшедшей. Никто не сказала мне: «Эй, я прошла то же самое. Я понимаю». Так что теперь я этим занимаюсь – рассказываю другим. К сожалению, и в личной, и в профессиональной жизни мне приходится быть очень осторожной, так как многие воспользуются этим, чтобы забросать меня камнями.

Поскольку у многих женщин, которые оказались в секс-индустрии, тяжелое прошлое, они вырабатывают очень сложные защитные механизмы и копинговые стратегии. Очень часто в качестве защиты женщины используют обособление личного опыта. Это значит, что они изолируют, делят на отсеки различные моменты в своем опыте, отделяют его от остальных мыслей и действий. В одном «отсеке» женщина может быть заботливой, внимательной матерью, которая готова на все ради своих детей, в другом «отсеке» она – наркозависимая, которая готова на все ради денег и наркотиков. Может быть, в течение рабочей недели она – успешная студентка, а на выходных – сексуальная стриптизерша. Вне зависимости от деталей, это полностью изолированные, старательно разделенные отсеки. Такой защитный механизм гарантирует, что женщине не придется иметь дело с неизбежным когнитивным диссонансом, когда ты и «Мадонна» и «шлюха» одновременно.

В результате этого деления на отсеки, у женщин в секс-индустрии часто встречаются пробелы в памяти и избирательные воспоминания, у них часто оказываются заблокированы отдельные случаи и целые периоды из жизни. Цель такого отрицания собственного опыта – защитить себя от болезненных воспоминаний об изнасилованиях и другом насилии, от осознания собственного поведения, например, секса с незнакомцами, когда ты притворяешься, что тебе это нравится.

Деление на отсеки и искажения памяти – это процессы диссоциации, которые говорят о наличии психической травмы как до, так и во время проституирования. Когда женщина выходит из проституции, она очень часто пытается забыть прошлое и отрицает различные аспекты своей жизни, которые связаны с проституцией. Но на самом деле ей нужно признать, что она – это сумма всего своего опыта. Вина и стыд за прошлое могут поймать женщину в ловушку, и из-за этого для нее станет невозможным выйти из проституции. Переосмысление своего прошлого, признание своих сильных сторон и достижений – это необходимый процесс, чтобы преодолеть стыд и вину, не дать им стать препятствиями для выхода из индустрии.

«Что это значит, что они видят мое неприкрытое тело, в маске макияжа и костюме Оно больше не мое. Конец невинности. Поруганное тело. Зачем его прятать? Почему бы не зарабатывать на том, что снова могут отобрать. Мое тело – это не Я. Давным-давно узы были порваны, мое тело оставили как сосуд для души, но оно с ней больше не связано».

Этот отрывок отвечает на часто задаваемый вопрос: «Как можно продавать саму себя?» Это несложно. Как только женщина пережила насилие, как большинство женщин в секс-индустрии, она приобретает сильный навык диссоциации. Когда права собственности женщины на свое тело были украдены, тело становится чужим, оно больше не Я. Тело становится инструментом, оружием, бременем, которое приходится за собой таскать. Тело могут использовать для извлечения прибыли или дальнейшего насилия. Некоторые жертвы чувствуют, что их тела их предали, они хотят наказать их. Над телом можно измываться с помощью алкоголя, переедания, голодания, самоповреждений и даже смерти. Жертвы насилия часто испытывают отчаянную потребность вернуть себе контроль (с помощью насилия над собой) или увеличить свою власть (с помощью насилия над другими). Промискуитет и проституция прекрасно для этого подходят, потому что раз ты раздаешь секс, у тебя его не отнимают, и ты получаешь экономическую выгоду, а это власть в этом обществе. Это совсем нетрудно.

Женщины часто приходят в секс-индустрию, потому что они хотят обрести власть над своей жизнью и контроль над самими собой. К сожалению, к тому моменту, когда женщина прозреет и поймет, что происходит, она уже застряла. Этот образ жизни вызывает зависимость – это постоянно происходит. Когда я в последний раз уходила из своего последнего клуба, менеджер посмотрел на вечернее платье и содержимое шкафчика у меня в руках со знающей улыбкой, обнял меня и сказал: «Все нормально, милая. Мы будем тебя ждать, когда ты вернешься». Я была в ярости на него, но еще больше меня злил тот факт, что его слова верны для очень многих женщин – женщины словно выходят во вращающуюся дверь и снова возвращаются в секс-индустрию. Зависимости возвращают их обратно. Эти зависимости включают быстрые деньги, ощущение власти, наркотики, алкоголь, адреналин, внимание, любовь. Очень редко есть только одна зависимость. Многие женщины даже не пытаются уйти, потому что они знают, от чего им придется отказаться, и знают, что они не смогут.

Вопрос, на который нет однозначного ответа: что помогает или заставляет женщину уйти? Для каждой женщины ответ будет свой. Я помню, как я огляделась в свой последний день работы в стриптиз-клубе, и мне было страшно. Куда бы я ни посмотрела, я видела зомби – живых мертвецов, кукол. Я поняла, что я была одной из них. Огни, шум, деньги, выпивка, красота – это лишь миражи для отвлечения внимания. Я больше не чувствовала саму себя, но я знала, что я – это не тот образ, который видели другие. Я поняла, почему я провела столько лет в клубах. Вся эта шумиха вокруг позволяла мне просто существовать и не заглядывать внутрь себя. Мне не приходилось испытывать беспомощность или чувствовать внутреннюю боль. Я смотрела вокруг себя той ночью, и я поняла, что время исцелило былые раны. Мне больше не нужны способы отвлечься, чтобы не думать о них. На самом деле я снова хотела слышать свой внутренний голос. Мне нужно было снова чувствовать, прежде чем я исчезну, а я знала, что исчезну, если останусь.

Все просто. Пока у женщины есть одна причина, почему проституция не так уже плоха, пока у нее есть хоть какая-то выгода, чтобы за нее держаться, она будет в состоянии продолжать проституирование. В свой последний день я четко увидела: нет, это никакие не одинокие парни, которым просто нужно дружеское участие. Нет, мне не нравится существовать для их удовольствия. Нет, деньги не делают меня счастливой. Нет, я больше не буду разговаривать и танцевать для того, кто больше заплатит, в то время как я хочу плюнуть ему в рожу. Я ушла, потому что я знала, что я могу это сделать. Хотя я больше не могла позволить себе дом, который я снимала, у меня были подруги, у которых я могла немного пожить. Я не могла сама упаковать вещи и переехать, но у меня была семья, которая помогла мне. Я не могла получить финансовую помощь, и я не могла позволить себе учебу, но моя семья одолжила мне денег до тех пор, пока я не продам машину. Я боялась всех этих перемен. Я чувствовала на себе клеймо и была уверена, что все вокруг знают и осуждают меня. Но в глубине души был голос, который нашептывал то, что я так часто слышала в детстве: «Ты можешь добиться всего, чего захочешь». У меня была цель. С тех пор прошло девять лет. У меня есть семья, магистерский диплом, социально приемлемая работа и будущее.

Как я ни счастлива на одном уровне, в других аспектах жизни я все еще не разрешила свои проблемы. Меня преследует один вопрос: а что бы я делала, если бы оказалась одна? У большинства женщин, с которыми я работала в секс-индустрии, и у большинства женщин, которые приходили за помощью в социальную службу, не было таких возможностей, которые были у меня. У них не было вообще никакой поддержки. Им не читали сказки на ночь, когда он были маленькими. Хотя я выбралась благодаря этим возможностям, у многих женщин в проституции нет выбора.

Когда женщина уходит из проституции, она оказывается на новой и очень шаткой территории. Нетрудно понять, почему так много женщин возвращаются в секс-индустрию вскоре после того как они «вышли» (забавно, что мы употребляем это слово, как будто мы были в тюрьме). В проституции ты полагаешься на сексуальность, которая становится основой твоего существования. Эмоции искажены, отношения неоднозначны, твоя личность принесена в жертву репертуару из ограниченного царства сексуальности. Из-за ограниченных возможностей и ограниченных ожиданий твоя идентичность теряется. Как только ты сосредоточилась на чем-то еще и отбросила эти роли в сторону, мир становится странным и недружелюбным местом. Путь тернист, и карты у тебя нет. Отношения кажутся пустыми и пресными.

Я, как и большинство женщин в секс-индустрии, исполняла роль. У меня было сценическое имя, сексуальная персона, вторая идентичность. Менеджеры клубов умны. Они активно поощряют этот процесс у женщин и помогают всем новеньким начать диссоциировать. Они настаивают на том, чтобы мы надевали особые костюмы и имели не только сценический псевдоним, но и выдуманную «биографию»: она может стать кем захочет. Годы спустя мое настоящее имя стало словно чужим, а мой сценический псевдоним был привычным. Моя сексуальность стала моей самой главной характеристикой, самой большой ценностью из-за того, что я год за годом зарабатывала ею на жизнь и подчеркивала ее. Когда я ушла из секс-индустрии, я осознала, что в моей жизни нет баланса. Мне пришлось всему учиться заново, как ребенку – поддерживать дружеские отношения на основе личности, думать как умная женщина, любить своим сердцем. Помимо прочего, мне понадобилось время, чтобы открыть, кто я такая, что мне нравится, чего я хочу. Это тяжело. Это страшно. Это того стоит.

После того как я привыкла к повседневной жизни вне проституции, я поняла, что все не так уж и по-другому. Дискриминация и обесценивание, с которыми я сталкивалась в стриптизе, также присутствовали в университете и остальном «внешнем» мире. Стало очевидно, что проблема не только в проституции. Проблема в том, как обращаются с женщинами в целом и чего от них ждут. Окружение и события могут быть разными, но история для женщин одна и та же повсюду. У женщин очень ограничены возможности, и они сталкиваются с тесными рамками гендерных ролей. Нас на каждом шагу заваливают образами того, какими мы должны быть. Некоторые настаивают, что женщины добились равенства. Я так не думаю. Угнетение просто стало более незаметным, но одновременно и более опасным, потому что оно скрыто.

«Это мой свободный выбор продавать свое тело за деньги, за славу».

«Это мой свободный выбор быть секс-машиной, ходячим магазином конфет».

«Это мой свободный выбор унижать себя с каждым взглядом, с каждым прикосновением».

«Это мой свободный выбор сводить себя к набору частей для чужого удовольствия».

«Лишь они ценят плоть, которую я ненавижу, плоть, которая предала меня, плоть, которая определяет меня».

«Связь между моим телом и моей душой давно пропала во время секса».

«Это не был мой выбор».

«Так что теперь это мой свободный выбор».

Некоторые утверждают, что женщины вольны выбирать – работать ли в секс-индустрии или сопротивляться ей. Благодаря моим записям, исследованиям и работе в этой области я начала понимать проституцию по-другому. Выбор перестал быть для меня таким очевидным. Может ли женщина выбрать «работу» в секс-индустрии? Если речь о похищении, пытках и/или промывке мозгов, чтобы принудить женщину к проституции и удержать ее в ней, то очевидно, что ни о каком выборе речь не идет. Но ведь и такие факторы как экономическое принуждение и эксплуатация, пережитое насилие и наивность юности тоже нужно учитывать.

В моем опыте не было прямого принуждения к проституции со стороны преступных группировок и торговцев людьми. Меня не похищали, меня не контролировал абьюзивный сутенер, на каком-то уровне у меня был выбор. Из-за этого у меня была иллюзия, что я сама контролирую свою судьбу. Я не видела связи между моим «выбором» и моим прошлым. Я не видела, что ранний опыт сексуального насилия подготовил меня к такому «выбору», потому что мое «Я» было отделено от моего тела, и я была уверена, что моя сексуальность/тело – это моя единственная ценность, и что я могу обрести какой-то контроль только с помощью сексуальности. Я не осознавала манипуляции и принуждение, которые происходили на личном и общественном уровне.

Оглядываясь назад, манипуляции и принуждение привели меня в секс-индустрию, и они удерживали меня там. Манипуляции были скрытыми. Первоначально менеджеры клуба, то есть, сутенеры, уверяли меня, что мне никогда не придется делать то, что я не хочу делать. Однако они часто заводили песню про «мы же друзья» и просили об услугах (личных или «для блага клуба»), например, развлекать их деловых партнеров, инвесторов и так далее. Более того, экономические награды и социальное принятие (в этой области) напрямую зависели от моей популярности и того, на что я готова согласиться. Вместо «стриптизерша» или «проститутка» они говорили «исполнительница танцев для взрослых» и «эскорт», они подчеркивали, что мы – трудолюбивые и этичные профессионалки, а не какая-то шваль (но разница лишь в костюмах и обстановке, а не в функциях и динамике).

Принуждение, с которым я столкнулась, не включало физическую силу. Вместо этого были эмоциональные и психологические манипуляции. Они включали социализацию в качестве сексуального объекта, страх, что тебя никогда не примут в нормальном мире, потому что ты «шлюха», погружение в «семью» секс-индустрии (которая принимает тех, кого нигде не принимают, это очень закрытая система, которую крайне сложно оставить), знание о том, что я не могла свести концы с концами и знание о том, что я никогда не буду зарабатывать столько же денег (даже если получу докторскую степень).

В начале 1995 года я завершила свою шестилетнюю карьеру в секс-индустрии. Дорога из проституции была долгой и трудной. Я проходила стадии стабилизации, нормализации, забывания прошлого, сокрытия правды, а затем проработки, принятия и, наконец, интеграции прошлого, настоящего и будущего в своем «Я». Лишь на то, чтобы более-менее привести физическое и психическое здоровье в норму у меня ушел один год. Нормализация – стать частью дневного мира, жить день за днем, стать личностью, а не фасадом – на это нужно дополнительное время, и при этом ты сопротивляешься соблазну вернуться к старой жизни. Поначалу повседневной рутине не хватало остроты, хаоса, адреналина, наркотиков и алкоголя из прошлого.

Какое-то время я верила, что если я забуду прошлое, то буду счастлива. Потом я поняла, что забыть невозможно, и что в своих попытках сделать это я фрагментировала свое «Я» и отрицала часть самой себя – последствия психологического заключения. Благодаря ведению дневника и работе в социальной службе с другими женщинами из секс-индустрии, я смогла со временем принять мой прошлый опыт. И все равно интегрировать этот опыт в свое «Я» крайне сложно, потому что эти воспоминания кажутся совершенно чужими.

Я достаточно давно вышла из секс-индустрии, чтобы казалось, что это было вечность назад. Я уверена, что мы должны бороться с системой проституции, и что при этом мы не должны стыдить женщин, которых используют в этой системе. Их жизнь и так уже была достаточно трудной.

Источник